Только по факту преступления

В настоящем обобщающем комментарии к статье Артема Чекоткова «Порочная тенденция» (см.: «АГ». 2019. № 20 (301)) и отзывам экспертов на нее автор, отмечая, что в своей практике неоднократно сталкивался с необоснованным расширением пределов производства по уголовному делу со стороны органов предварительного следствия, солидарен с коллегами в том, что сложившаяся ситуация правовой неопределенности по рассматриваемому вопросу требует внимания как со стороны законодателя, так и со стороны правоприменительных органов. Возможное решение проблемы он видит в усилении ведомственного, прокурорского и судебного контроля за законностью действий следователя.

В связи с указанной публикацией адвоката МКА «Князев и партнеры» Артема Чекоткова хотелось бы отметить следующее.

В отечественном уголовном процессе формирование пределов производства по уголовному делу происходит уже на начальном этапе предварительного расследования.

Так, уже при возбуждении уголовного дела следователем устанавливаются пределы производства расследования по конкретному факту (in rem), носящие абсолютный характер. Это означает, что производство, расследование, а также принятие итогового решения в рамках данного уголовного дела должно осуществляться только по факту преступления, указанного в постановлении о возбуждении уголовного дела¹.

Для расследования иных эпизодов преступной деятельности (пусть и выявленных в ходе расследования «основного» уголовного дела) необходимы выделение материала и принятие отдельного процессуального решения о возбуждении другого уголовного дела. Именно такой порядок позволяет защитить участников уголовного судопроизводства от произвольных, не обоснованных целями расследования следственных действий.

В то же время пределы производства по уголовному делу in personam являются относительными, что означает право следователя привлекать к уголовной ответственности всех тех лиц, кого он посчитает причастными к совершению преступления. Но данное убеждение следователя не должно основываться исключительно на желании следователя, а быть подтверждено неопровержимыми доказательствами причастности определенного лица к преступной деятельности. Кроме того, оно (как и в случае с пределами расследования in rem) должно получить и процессуальное оформление в виде постановления о привлечении в качестве обвиняемого.

В силу сложившейся правоприменительной практики обозначенная автором проблема также представляется нам актуальной.

Правильное определение органами предварительного расследования пределов производства по уголовному делу в соответствии с предметом доказывания (ст. 73 УПК РФ) позволяет не только повысить эффективность расследования, но и не допускать нарушения процессуальных сроков и прав участников уголовного судопроизводства.

Безусловно, следователь в силу положений ст. 38 УПК РФ является самостоятельной процессуальной фигурой и сам определяет ход расследования уголовного дела. Но это совсем не означает, что он должен забывать о назначении уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК РФ) и о его разумных сроках (ст. 6.1 УПК РФ).

В своей практике мы также неоднократно сталкивались с необоснованным расширением пределов производства по уголовному делу со стороны органов предварительного следствия.

Так, зачастую после проведения обыска в офисе коммерческой организации следователь не знает, как обосновать произошедшее изъятие многочисленных коробок с документами и представить их содержимое в качестве доказательств совершения расследуемого преступления, по факту которого первоначально было возбуждено уголовное дело. И чтобы подольше не возвращать компании изъятую документацию, следователь может прибегнуть к бессмысленному набору следственных действий: истребованию документов у контрагентов, допросу их сотрудников, направлению запросов и т.д.

Такими действиями следователь надеется (зачастую необоснованно) либо выявить новые эпизоды аналогичной «преступной деятельности», либо вообще – другие преступления и тем самым оправдать необоснованное расширение пределов производства по уголовному делу, а также продемонстрировать эффективность своей деятельности.

В итоге ни о какой процессуальной экономии, эффективности расследования речи не идет.

Более того, нередко такие следственные действия используются не для достижения конкретного результата – установления всех обстоятельств преступления и лиц, виновных в его совершении, а для устрашения свидетеля (подозреваемого, обвиняемого). Ведь регулярные вызовы сотрудников предпринимателя к следователю могут негативно сказаться на его взаимоотношениях с его деловыми партнерами.

Поэтому полностью согласен с тезисом о том, что расследование уголовного дела должно осуществляться исключительно в отношении того деяния (деяний), по которым принято решение о возбуждении уголовного дела, а расследование новых эпизодов преступной деятельности – в рамках выделенного в отдельное производство уголовного дела.

Также солидарен с адвокатом Алексеем Ивановым, указавшим в своем комментарии к вышеназванной статье на регулярное игнорирование органами предварительного следствия разъяснений Конституционного Суда РФ по данной проблематике и компенсационный характер ст. 6.1 УПК РФ.

Кроме того, полагаю, что данный тезис относится и к обжалованию действий (бездействия) следователя в порядке ст. 124, 125 УПК РФ в связи с расширением им пределов производства по уголовному делу, так как право участников судопроизводства уже нарушено, а для его восстановления требуются значительные временные затраты.

Согласен с коллегами в том, что сложившаяся ситуация правовой неопределенности по вопросу пределов производства по уголовному делу требует внимания как со стороны законодателя, так и со стороны правоприменительных органов.

Возможно, решением проблемы будет являться усиление ведомственного, прокурорского и судебного контроля за законностью действий следователя.

¹ См. подробнее: Курс уголовного процесса / Под ред. Л.В. Головко. М.: Статут, 2016.