02.07.18. Комментарии на статью Алины Емельяновой «Без разрешения на сделку» («АГ». 2018. № 2 (259)). НАГ,№12.июнь 2018.

Василий Ваюкин, адвокат АП г. Москвы

Создать мощные инструменты

Вопрос квалификации действительности сделок, совершенных лицами, находящимися под стражей, требует тщательной регламентации Комментируя статью Алины Емельяновой «Без разрешения на сделку» («АГ». 2018. № 2 (259)), автор настоящей публикации отмечает, что все вопросы, возникающие при совершении сделок лицами, находящимися под стражей, включая вопрос ответственности должностных лиц уполномоченных органов за немотивированные отказы либо ошибки, повлекшие причинение убытков, должны быть регламентированы постановлением Пленума Верховного Суда РФ. Рост преступлений в экономической сфере поставил правоохранительную систему перед острой необходимостью жесткого пресечения общественно опасных деяний, направленных на незаконное приобретение права владения и (или) пользования, и (или) распоряжения активами (частью активов) юридического лица либо связанных с установлением контроля над юридическим лицом путем приобретения права владения и (или) пользования, и (или) распоряжения долями участников юридического лица в уставном капитале юридического лица и/или голосующими акциями акционерного общества. Однако последствия применения таких жестких и крайних мер привели к возникновению роста в том числе рейдерских атак, в результате которых разрушаются стратегические предприятия, банкротятся эффективные производства, снижается инвестиционная привлекательность целых отраслей. До настоящего времени лишь немногие адвокаты, практикующие юристы и просто заинтересованные лица обращали внимание профессионального сообщества на вопрос действительности сделок именно в аспекте нахождения под стражей лиц, являющихся органами управления хозяйственных обществ. К сожалению, ни законодатель, ни Верховный Суд РФ до сих пор не проявили к этой теме должной степени своей заинтересованности. Например, п. 2 ст. 168 ГК РФ в настоящей редакции говорит нам о ничтожности сделки в случаях, когда она одновременно соответствует двум критериям: 1) нарушает требования закона или иного правового акта; 2) посягает на публичные интересы либо права и охраняемые законом интересы третьих лиц, при этом если из закона не следует, что такая сделка оспорима или должны применяться другие последствия нарушения, не связанные с недействительностью сделки. Но если сделка не затрагивает публичные интересы и интересы третьих лиц, то единственным объектом посягательства остаются только лишь интересы самих участников сделки. Иными словами, если доверенность на совершение сделки была выдана без разрешения уполномоченного органа, но сделка не посягала на публичные интересы и охраняемые законом интересы третьих лиц, а затронула интересы совершающих сделку лиц, то из системного толкования всей ст. 168 ГК РФ можно сделать вывод, что только в этом случае сделка является оспоримой. Остается открытым вопрос – почему законодатель не может прямо указать об этом в ст. 168 ГК РФ? Такое дополнение рассматриваемой нами статьи предоставило бы мощный инструмент лицу, содержащемуся под стражей, и стороне защиты в целом для оспаривания отказа уполномоченного органа выдать разрешение на совершение сделки или выдачу доверенности на совершение сделок или управление имуществом. С учетом предложений, поступающих от адвокатского сообщества, касающихся, в частности, законодательного определения перечня оснований, по которым уполномоченный орган вправе www.yourpress.ru 2 отказать лицу, содержащемуся под стражей в даче согласия на совершение сделки (выдачу доверенности), а также обязанности уполномоченного органа должным образом мотивировать такой отказ, крайне важно, чтобы на законодательном уровне была четкая дифференциация презумпций оспоримости и ничтожности сделок в зависимости от того, чьи интересы эта сделка затрагивает. При наличии законодательного разграничения этих презумпций в ст. 168 ГК РФ и обязанности уполномоченного органа мотивировать свое решение об отказе в даче согласия на совершение сделки (выдаче доверенности) тот же начальник следственного изолятора, который в настоящее время считает себя вершителем человеческих судеб, будет обязан как минимум погрузиться в изучение гражданского законодательства, разобраться в вопросе разграничения интересов сторон сделки и публичных интересов/интересов третьих лиц, проанализировать каждое конкретное ходатайство о разрешении совершить сделку и только после этого применить свои новые знания ГК РФ на практике, мотивировав свой отказ выдать согласие на совершение сделки либо выдачу доверенности. Также является разумной законодательная инициатива, дополняющая Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы (утв. приказом Минюста России от 14 октября 2005 г. № 189) п. 118.1 следующего содержания: «В случае немотивированного отказа лица или органа, в производстве которых находится уголовное дело, выдать разрешение подозреваемому или обвиняемому совершить гражданскоправовую сделку либо выдать своему представителю доверенность на совершение гражданско-правовой сделки или пользование имуществом, принадлежащему подозреваемому или обвиняемому, соответствующие должностные лица обязаны возместить подозреваемому или обвиняемому, а также всем иным лицам, чьи права и охраняемые законом интересы должна была затронуть сделка или доверенность, убытки в порядке ст. 15 и ст. 1064 Гражданского кодекса Российской Федерации. Указанная обязанность возмещения убытков распространяется и на случаи содержащейся в мотивированном отказе лица или органа, в производстве которых находится уголовное дело, ошибочной квалификации предполагаемой к совершению сделки или предполагаемых к передаче полномочий, содержащихся в доверенности, повлекшей причинение убытков». Причем следует предоставить право предъявления требования о взыскании убытков напрямую к должностным лицам, а не к бюджету, и предоставлено такое право должно быть всем участникам несостоявшейся сделки (несостоявшимся получателям доверенности). Такое положение, которое на законодательном уровне предоставит возможность «наказывать рублем» должностных лиц, являющихся соучастниками в уничтожении бизнеса (особенно когда речь идет о крупных предприятиях с значительным финансовым оборотом), позволит существенно снизить количество злоупотреблений со стороны сотрудников ФСИН. Также нельзя не согласиться с автором статьи, который ставит весьма актуальный вопрос непосредственно о действительности сделки, совершенной с нарушением порядка ст. 29 Федерального закона от 5 июля 1995 г. № 103-ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», – если сделка не затрагивает публичных интересов и охраняемых законом интересов третьих лиц, но совершена без соответствующего разрешения со стороны уполномоченного органа, насколько существенно данное основание для признания сделки судом недействительной? Учитывая тенденцию последних нескольких лет, когда следственные изоляторы переполнены директорами и учредителями хозяйственных обществ, которые далеко не всегда успевают надлежащим образом передать полномочия по управлению бизнесом доверенному лицу, вопрос квалификации действительности сделок, совершенных лицами, находящимися под стражей, становится злободневной темой для многих участников гражданского оборота. Особенно остро стоит этот вопрос, если взглянуть на него сквозь призму законодательства о банкротстве, субсидиарной ответственности и новых норм, касающихся номинальных директоров. www.yourpress.ru 3 На наш взгляд, помимо внесения изменений в гражданское и уголовнопроцессуальное/уголовно-исполнительное законодательство, идеальным является вариант принятия постановления Пленума Верховного Суда РФ, максимально подробно регламентирующего все вопросы, возникающие при совершении сделок лицами, находящимися под стражей, включая вопрос ответственности должностных лиц уполномоченных органов за немотивированные отказы либо ошибки, повлекшие причинение убытков. Но рискнет ли законодатель или Верховный Суд РФ открыть этот «ящик Пандоры», который может существенно пошатнуть уверенность сотрудников ФСИН в завтрашнем дне и стабильность гражданского оборота в целом, – покажет время. www.yourpress.ru Сергей

Гревцов, адвокат, партнер АБ «Бартолиус»

Какие изменения бесполезны Оценка предложений по реализации права подозреваемых и обвиняемых на совершение гражданско-правовых сделок Автор настоящего комментария к статье Алины Емельяновой «Без разрешения на сделку» («АГ». 2018. № 2 (259)) обращает внимание на те проблемы в указанной публикации, в подходах к разрешению которых он не согласен. Речь идет об ограничении по предмету нотариальных действий и последствиях совершения подозреваемыми и обвиняемыми сделок лично. Поставленный в статье вопрос требует разделения проблематик и анализа частных ситуаций. 1. Оформление нотариусами доверенностей у лиц, в отношении которых избрана мера пресечения в виде заключения под стражу, в сфере предпринимательской деятельности. Обращаю внимание, что ст. 29 Федерального закона от 5 июля 1995 г. № 103-ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» (далее – Закон о содержании под стражей) устанавливает, что участие в гражданскоправовых сделках (в том числе в выдаче доверенности) требует разрешения всегда, за исключением случаев, предусмотренных в УПК РФ. Такими «случаями» как раз и являются нормы, содержащиеся в п. 3.1 ч. 4 ст. 46 и п. 9.1 ч. 4 ст. 47 УПК РФ, которые позволяют обвиняемым и подозреваемым оформить нотариальную доверенность с правом на представление интересов в сфере предпринимательской деятельности. Оформление данной доверенности происходит в соответствии со ст. 18 Закона о содержании под стражей путем личной явки нотариуса в СИЗО и предоставления документов, подтверждающих его статус. Вопрос об ограничениях по предмету нотариальных действий, установленный вышеуказанными нормами УПК РФ, разрешается путем направления ходатайства в адрес лица, в чьем производстве находится уголовное дело, от имени защитника с просьбой представить информацию о наличии каких-либо арестов на имущество обвиняемого/подозреваемого. Дополнительно на стадии предварительного следствия можно направить адвокатский запрос в суд по местонахождению следственного органа с просьбой представить информацию о материалах, в рамках которых был рассмотрен вопрос о наложении ареста на имущество подозреваемого/обвиняемого в порядке ст. 115 УПК РФ. В случае получения ответа об отсутствии арестов имущества (или в случае со следователем – отсутствия ответа на данное ходатайство в течение трех суток) у нотариуса будет отсутствовать какая-либо официальная информация относительно наличия каких-либо ограничений, что автоматически не создает для него каких-либо препятствий в осуществлении нотариальных действий. Если же аресты есть, то защитнику надлежит сделать фотокопии постановлений об аресте имущества из материалов уголовного дела (в случае, если уголовное дело находится в производстве суда) или добиться от следователя четкой конкретизации предметов, находящихся под арестом (если дело находится в производстве следователя) для определения четких границ ограничений. Следует иметь в виду, что данное ограничение нельзя убрать из закона, поскольку оно объективно соответствует логике вещей: то имущество, которое арестовано в рамках уголовного дела, не может быть предметом сделок в лице представляемого. Ликвидация данного ограничения может привести к злоупотреблениям со стороны лиц, находящихся www.yourpress.ru под стражей, чья добросовестность уже поставлена под сомнение правоохранительными органами. Для получения каких-либо полномочий по совершению сделок с арестованным имуществом защитнику и/или обвиняемому/подозреваемому надлежит оспорить постановление суда, которым на данное имущество наложен арест, либо дождаться истечения сроков, на которые данный арест наложен, если арест на новый срок (срок продления следствия) накладываться не будет. На мой взгляд, проблема лишь в том, что лицу, заинтересованному в нотариальных услугах, потребуется время на совершение необходимых подготовительных мероприятий, которые позволят обеспечить успешный результат. В этой связи я бы рассмотрел предложение о наделении полномочиями нотариусов с правом на получение у лица, в чьем производстве находится уголовное дело, информации об имуществе подозреваемого/обвиняемого, в отношении которого наложены аресты (в продолжении ст. 15 Основ законодательства о нотариате), и обязанность этого лица представить нотариусу данную информацию не позднее трех суток с момента получения такого запроса (по аналогии со ст. 121 УПК РФ). Все остальные проблемы могут возникнуть исключительно в ходе реализации данных норм с учетом личного усмотрения сотрудников госорганов, с которыми нужно бороться путем обжалования действия в порядке ст. 124 и/или ст. 125 УПК РФ. 2. Совершение лицами, в отношении которых избрана мера пресечения в виде заключения под стражу, сделок лично (в том числе оформление доверенности у лиц в личной сфере). В случае, когда лицу требуется совершение сделки лично (в том числе оформление доверенности в личных целях), то нужно иметь в виду, что законом предусмотрено обязательное наличие разрешения органа, в чьем производстве находится уголовное дело. К сожалению, данная процедура весьма формализована, и поэтому, если предполагаемый представитель не получит разрешения от лица, в чьем производстве находится уголовное дело, то заключить сделку лично (в том числе выдать доверенность) лицо, находящееся под стражей, не сможет. Однако обращаю внимание, что последствия, о которых говорит автор, на мой взгляд, совершенно другие. Во-первых, договор аренды книги из библиотеки в СИЗО, договор дарения результатов творческой деятельности или договор мены куска хлеба на иной продукт между заключенными – тоже являются сделками. Следовательно, при логике, приводимой автором, они признаются ничтожными, пока не получено разрешение от лица, в чьем производстве находится уголовное дело. Однако объективно это не так. Во-вторых, термин «разрешение», содержащийся в ст. 29 Закона о содержании под стражей, носит характер именно согласия, предусмотренного ст. 157.1 ГК РФ (подтверждает эту позицию содержание п. 55 постановления Пленума от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», согласно которому под «согласием» следует понимать любое выражение воли третьего лица на совершение сделки). Это крайне важно, поскольку согласно ст. 173.1 ГК РФ сделка, совершенная без согласия, является оспоримой, а не ничтожной (т.е. она действительна, пока не доказано обратное). Ссылка автором на п. 75 вышеуказанного постановления Пленума, на мой взгляд, неуместна, поскольку ст. 29 Закона о содержании под стражей именно «явно выраженный запрет» не предусмотрен, а речь в постановлении Пленума Верховного Суда РФ идет о тех правовых ситуациях, когда законодательство не предусматривает даже правовую возможность совершения такой сделки и реализации по ней прав, в силу чего она является ничтожной. www.yourpress.ru Именно при таком подходе легко можно объяснить, почему сделки внутри СИЗО не носят характер ничтожных и почему для их совершения в императивном порядке не требуется получения разрешения. Изменение самой формулировки с «разрешения» на «согласие», на мой взгляд, с практической точки зрения бесполезно, поскольку на практике для личного участия в сделках подозреваемому/обвиняемому с лицами, которые находятся за территорией СИЗО, в любом случае будет требоваться это согласие, поскольку без него третьих лиц просто не допустят на территорию режимного объекта. С юридической точки зрения не вижу в этом необходимости, поскольку: 1. Если лицо, содержащееся под стражей, до заключения успело выдать доверенность в надлежащей форме, то представитель может совершать по ней сделки от имени представляемого, которые в дальнейшем могут быть признаны недействительны по иску заинтересованного лица, но они не считаются ничтожными. 2. Если лицо, содержащееся под стражей, до заключения не успело выдать доверенность, то любые представители, уполномоченные на то в устной форме лицом, содержащимся под стражей, могут в его интересах и (или) от его имени участвовать в сделках, которые не содержат обязательного требования в наличии письменной доверенности. В данном случае такие сделки могут быть признаны недействительными по иску заинтересованного лица, но они не считаются ничтожными. Отмечу, что практика, на которую по этому вопросу ссылается автор, датируется еще до того, как в ГК РФ появились вышеуказанные нормы о «согласии на совершение сделки». Отсутствие обширной судебной практики по этому вопросу после 2013 г. как раз может свидетельствовать о том, что такой вопрос не является проблемным в настоящее время. www.yourpress.ru