Бороться с обвинительным уклоном

Автор настоящего комментария к статье Артема Гришина «Формальный подход судей» (см.: ««АГ». 2019. № 21 (302),№ 22 (303)) не считает, что рассматриваемая проблема может быть разрешена путем введения специальной статьи для следователей, и не согласен с предложением о введении отдельной уголовной ответственности для предпринимателей, а поддерживает идею о расширении полномочий прокурора, призывая бороться с обвинительным уклоном российского уголовного судопроизводства в рамках процедур, предусмотренных не только российским уголовно-процессуальным законодательством, но и международным правом.

С интересом прочитал статью Артема Гришина, основным лейтмотивом которой является необходимость введения в УК РФ новых специальных статей (составов преступлений), предусматривающих уголовную ответственность следователей за незаконное заключение под стражу.

Полностью соглашаюсь с другим посылом статьи о том, что судебная практика свидетельствует о более чем 90%-ном удовлетворении судами ходатайств следователей об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и почти 100%-ном удовлетворении ходатайств о продлении меры пресечения.

Но не только приведенная в статье статистика судов различных субъектов федерации, но и собственная практика, как и опыт коллег, свидетельствуют о том, что зачастую мера пресечения в виде заключения под стражу избирается необоснованно, без должных на то оснований.

Но при всем этом не могу поддержать автора статьи в том, что проблема необоснованного избрания меры пресечения в виде заключения под стражу и автоматического его продления может быть исправлена путем введения специальной статьи для следователей.

И не только потому, что являюсь противником постоянного «латания» как УК РФ, так и УПК РФ, и считаю количество содержащихся в нынешнем законе уголовно-правовых запретов в части должностных преступлений достаточным, а больше потому, что при сегодняшнем процессуальном механизме избрания меры пресечения (ходатайство следователя – решение суда первой инстанции и его проверка апелляцией) невозможно привлечение к уголовной ответственности просто следователя без постановки вопроса об ответственности судьи.

Но в таком аспекте автор не рассматривает вопрос, да и, откровенно говоря, его в таком ракурсе и нельзя поставить. А вот с необходимостью возвращения прокурору тех прав, которые были у него до 2007 г. в сфере прокурорского надзора в уголовном судопроизводстве, полностью согласен.

Более того, считаю, что предоставление ему, а не следователю права обращаться в суд с ходатайством об избрании не только заключения под стражу, но и тех мер пресечения, которые применяются в силу ч. 1 ст. 29 УПК РФ (домашний арест, залог, запрет определенных действий), будет более действенным шагом.

Прекрасно помню удивление практиков, когда статистика 2003 и 2004 гг. показала, что суды стали избирать меру пресечения в виде заключения под стражу в два раза чаще, чем прокуроры, когда это входило в полномочия последних.

Да и сегодня не редкость, когда прокуроры не поддерживают ходатайства следствия об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, а то и оспаривают решение суда об избрании такой меры пресечения.

Относительно предложений автора о необходимости выделения уголовных дел в сфере предпринимательской деятельности «в соответствии с их правовой природой, отличающейся от правовой природы преступлений общеуголовного характера», хотел бы заметить, что все деяния, за которые предусмотрена УК РФ, являются уголовно наказуемыми и их деление на обще и не общеуголовные неправильно.

Законодатель и так предусмотрел градацию этих деяний, разделив их на категории в зависимости от степени их общественной опасности, определяющейся в том числе и санкциями статей. А предложения вроде отдельной уголовной ответственности для предпринимателей, как и уже состоявшееся разделение мошенничества на подвиды в зависимости от объекта преступного посягательства, считаю популистской мерой, направленной на создание видимости улучшения инвестиционного климата в стране и возвращением к старому.

Так, практики со стажем прекрасно помнят, что уголовная ответственность за хищение госимущества была значительно строже, чем хищение имущества, принадлежащего гражданам. Полагаю, что на сегодняшний день законодательно достаточно четко расписаны и основания для избрания самой суровой меры пресечения, и порядок ее избрания.

Верховным Судом РФ неоднократно по этим вопросам даны исчерпывающие разъяснения, в том числе и в части предпринимателей. Но – «Законы святы, да исполнители лихие супостаты». Цитата из комедии В.В. Капниста «Ябеда», написанной в 1798 г.

Интересно, что позже М.Е. Салтыков-Щедрин в статье «Известие из Полтавской губернии» писал: «Мы, русские, сколько веков на разные манеры твердили, что Законы святы. Да исполнители лихие супостаты… Мы до такой степени убедились в справедливости этого изречения – горькою практикой, что оно сделалось как бы непременным спутником нашей жизни».

Но, чтобы «горькой практикой» и «непременным спутником» нашей адвокатской жизни (как и жизни наших подзащитных) не оставалось необоснованное избрание самой суровой меры пресечения, надо не ратовать за введение новых уголовных составов в УК РФ (т.е., по сути, за ужесточение уголовного закона), а бороться с обвинительным уклоном российского уголовного судопроизводства, и прежде всего, в рамках процедур, предусмотренных не только российским уголовно-процессуальным законодательством, но и международным правом, в том числе Регламентом ЕСПЧ.

Что касается поднятого автором вопроса о неопределенности положений ст. 102 УПК РФ в части ограничения свободы передвижения, то хотелось бы отметить два существенных момента.

Первый – в соответствии с Минимальными стандартными правилами ООН в отношении мер, не связанных с тюремным заключением («Токийскими правилами», принятыми 14 декабря 1990 г.), любая мера пресечения, не связанная с изоляцией от общества (причем не только подписка о невыезде), возможна исключительно в случае согласия лица, к которому применяется (о чем подробно написано в статьях «О пользе чтения» и «Прецедент Лебедева начинает действовать», опубликованных в «АГ». 2014. № 9 (140)).

Второй – уже сегодня следственная практика идет по пути возможности избрания меры пресечения в виде подписки о невыезде по разным адресам проживания. Так, мне известны случаи, когда подписка о невыезде избиралась в одном случае по двум разным адресам, а в другом – по четырем разным, причем расположенных в разных муниципальных образованиях.

При этом полагаю, что указанная выше практика не противоречит положениям ч. 1 ст. 102 УПК РФ и должна быть поддержана коллегами соответствующими ходатайствами при избрании такой меры пресечения.

Ну и о долге адвокатуры и о непроцессуальных методах защиты.

По мнению автора статьи, наша социальная ответственность заключается в широком информировании граждан о возможностях защиты, обращении к омбудсмену, участии в различных всероссийских акциях, но все это не долг адвокатуры и не ее «обязательства по отношению к гражданам и обществу в целом». Долг адвокатуры и каждого отдельного адвоката – в рамках конкретного уголовного дела делать все, чтобы безусловно соблюдались права подзащитного в уголовном судопроизводстве.