30 июля 2025 г. Президиум Верховного Суда утвердил Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел по корпоративным спорам, связанным с применением ст. 53.1 ГК РФ, включающий 26 правовых позиций.
Адвокат МКА «ВМ-право» Юнис Дигмар полагает, что этот документ имеет довольно существенное значение для развития правоприменительной практики. «По сути, в нем объединены одни из наиболее интересных позиций в области корпоративного права за последние три года. Верховный Суд, на мой взгляд, этим документом еще раз ориентирует нижестоящие суды на отход от формального рассмотрения указанной категории споров и учет всех фактических обстоятельств дела. Безусловно, оценочные понятие добросовестности и разумности, закрепленные в ст. 53.1 ГК РФ, довольно сложно раскрыть применительно ко всем возможным ситуациям, однако ВС РФ приведены наиболее распространенные из них с тем, чтобы дать арбитражным судам указания относительно предмета доказывания и обстоятельств, подлежащих судебной оценке», – считает он.
Старший партнер МКА «Ионцев, Ляховский и партнеры» ILPLegal Максим Ионцев назвал Обзор долгожданным и заметил, что ВС РФ дал подробные разъяснения по возникающим в ходе судебных разбирательств актуальным вопросам, к которым часто не было однозначного подхода: «Несмотря на то что каждый из рассмотренных примеров является весьма важным для формирования единообразной судебной практики, особо хочется отметить некоторые из них, представляющие особый интерес. Это пункты 8, 12, 14, 16, 20, 21, 22 и 25 комментируемого документа. Этот обзор будет, безусловно, крайне востребован и в обособленных спорах о привлечении к субсидиарной ответственности руководителей и бенефициаров компаний-банкротов, поскольку вопрос об оценке добросовестности, обоснованности и разумности тех или иных действий этих лиц в подобных разбирательствах является ключевым».
В п. 1 Обзора разъяснено, что если сделка совершена руководителем общества в условиях конфликта интересов, который не был им раскрыт перед участниками общества (акционерами) или членами совета директоров (наблюдательного совета), то презюмируется, что причиненные обществу убытки возникли в связи с такими действиями руководителя.
Исходя из п. 2, руководитель общества, раскрывший заинтересованность в совершении сделки, считается действовавшим в интересах юрлица при ее заключении, пока иное не будет доказано истцом.
Юнис Дигмар заметил, несмотря на то, что в указанном пункте обзора описана широко распространенная в практике арбитражных судов ситуация, необходимо обратить внимание на следующий абзац этого разъяснения. Он пояснил, что требование разумного поведения предполагает, что руководитель общества при управлении его текущей деятельностью и совершении сделок от имени общества должен действовать профессионально, предпринимая необходимые и отвечающие его квалификации усилия для реализации интересов юридического лица, состоящих, по общему правилу, в получении прибыли.
«В данном случае интересно то, что высшая судебная инстанция обращает внимание на необходимость учета профессионализма действий и квалификации директора. Это еще один оценочный критерий, который, с одной стороны, должен иметь целью более детальное рассмотрение фактических обстоятельств спора, с другой стороны, его введение создает вопросы, на которые, судя по всему, необходимо будет отвечать нижестоящим судам. Особенно интересен вывод относительно квалификации директора – пока нет однозначного ответа, как оценивать данный критерий и как он может повлиять на итоги рассмотрения спора, что входит в данное понятие применительно к разрешению споров данной категории: образование, стаж, опыт, влияние наличия либо отсутствия одного или нескольких из указанных элементов на общий вывод суда о добросовестности и разумности директора», – отметил Юнис Дигмар.
Подспудно, по мнению эксперта, понятно, что добросовестный и разумный характер действий единоличного исполнительного органа будет определяться в том числе с учетом наличия у директора опыта предыдущей работы и, возможно, соответствующего образования по профилю деятельности юридического лица. «Однако является ли их отсутствие основанием для вывода об отсутствии оснований для привлечения такого директора к гражданско-правовой ответственности – ответы на эти вопросы в любом случае необходимо будет формировать нижестоящим судам при рассмотрении корпоративных споров», – заключил он.
Как следует из п. 3, о нахождении руководителя общества в условиях конфликта интересов при совершении сделки может свидетельствовать не только подконтрольность стороны сделки руководителю по формальным признакам, но и фактическая аффилированность такого лица и иных участников сделки.
Юнис Дигмар полагает, что ВС РФ постепенно начинает ориентировать нижестоящие суды на применение механизмов доказывания, используемых в банкротных спорах, и отход от слепого следования нормам специального корпоративного законодательства, позволяя привлекать к ответственности лиц, имеющих признаки не только формальной, но и фактической аффилированности. «Такой подход выработан в спорах о привлечении к субсидиарной ответственности по делам о банкротстве и постепенно «перетекает» в более формализованные и традиционные с точки зрения доказывания корпоративные правоотношения. Он позволит более тщательно, справедливо и всесторонне разрешать корпоративные конфликты и является необходимым в том числе для последующего снижения риска банкротства юрлица. Судя по данным разъяснениям, ВС постепенно начинает «перенимать» указанный опыт банкротных споров и, на мой взгляд, это вполне обоснованный выбор, продиктованный развивающимися экономическими и правоприменительными реалиями», – считает он.
Согласно п. 4 руководитель общества не вправе самостоятельно устанавливать или изменять размер выплачиваемого ему вознаграждения без получения согласия участников или акционеров общества или совета директоров (наблюдательного совета). Произведенные в отсутствие такого согласия выплаты могут быть взысканы с руководителя общества в качестве убытков, причиненных юрлицу.
В п. 5 указано, что использование руководителем активов общества в собственных интересах и (или) в интересах иных лиц может служить основанием для возложения на таких лиц обязанности по возмещению убытков, в том числе упущенной выгоды.
Юнис Дигмар полагает, что такие разъяснения основаны на Определении ВС от 20 декабря 2022 г. № 305-ЭС22-11906 по делу № А40-96008/2021 (дело «Маракуйя Глобал»), в котором было обращено внимание на недопустимость недобросовестной управленческой практики – перевода бизнеса на «зеркальное» общество» и установлены критерии, которые могут об этом свидетельствовать: частичный или полный перевод хозяйственной деятельности общества на иную фирму, созданную и контролируемую прямо либо косвенно одним из участников общества в целях лишения второго участника такого общества выгод от его предпринимательской деятельности и перераспределения указанных выгод в пользу участника, создавшего и контролирующего фирму-клона.
Как указано в п. 6 Обзора, руководитель хозяйственного общества и его участники обязаны возместить убытки, возникшие у юрлица ввиду неправомерного использования ими активов общества, в размере не менее величины выгоды или прибыли, извлеченной этими лицами.
В соответствии с п. 7 на руководителя общества не может быть возложена ответственность за расходование средств общества на себя или на иных лиц, если несение таких расходов связано с экономическими интересами общества и их защитой.
Согласно п. 8 руководитель общества отвечает за убытки, причиненные обществу при выводе денежных средств под видом осуществления выплат лицам, находившимся от него в служебной зависимости, если произведенные выплаты не отвечали интересам этого юрлица.
Максим Ионцев заметил, что такое злоупотребление часто встречается на практике: «Руководитель без каких-либо на то оснований премирует лояльных ему подчиненных, забирая впоследствии часть премиальных себе. Ранее попытки привлечь такого директора к ответственности разбивались о тезис о его самостоятельности в вопросах кадровой политики. Теперь ему придется доказывать, по меньшей мере, что премирование было обоснованным, соответствовало текущей финансовой ситуации в бизнесе, а также реальному вкладу получателей премий в общий результат работы компании».
Как следует из п. 9, руководитель общества не отвечает за негативные последствия, наступившие для юрлица в связи с принятыми им решениями и совершенными сделками, если его поведение не выходило за пределы обычного делового (нормального хозяйственного) риска.
Юнис Дигмар полагает, что в этом пункте вводится понятие «принципа защиты делового решения» (англ. business judgement rule), которое довольно распространено в зарубежной правоприменительной практике и доктрине корпоративного права. «Действительно, тест на добросовестность и разумность действий директора в сравнении со среднестатистическим управленцем при схожих обстоятельствах обязателен для правильного разрешения корпоративного спора. Однако следует учитывать, что зачастую формальное рассмотрение дел подобной категории с учетом каучукового характера оценочных понятий будет в любом случае порождать разнонаправленный характер развития правоприменительной практики. Основная, на мой взгляд, задача суда в указанной ситуации – это оценить всю фабулу спора, не допуская необоснованного, основанного лишь на поверхностных выводах, как привлечения, так и отказа в привлечении директора к ответственности», – считает эксперт.
В п. 10 разъяснено, что руководитель общества может быть освобожден от ответственности за причиненные обществу убытки, если совершенные им действия были направлены на предотвращение большего ущерба интересам данного юрлица.
Исходя из п. 11, при определении наличия и размера убытков должны учитываться не только имущественные потери общества, но и выгода, полученная им благодаря действиям его руководителя.
В соответствии с п. 12 руководитель общества может быть привлечен к ответственности за убытки, возникшие у юрлица в связи с неисполнением обязательств его контрагентами, если руководителем не была выстроена система управления обществом, обеспечивающая должную осмотрительность при выборе и проверке контрагентов.
Как полагает Максим Ионцев, вопросы бизнес-комплаенса имеют исключительную важность. «Не секрет, что отдельные руководители, с одной стороны, случается, не слишком-то разборчивы в подборе контрагентов, что в дальнейшем оборачивается ростом безнадежной кредиторской задолженности компании, а с другой стороны, в числе поставщиков предприятия могут оказываться компании «с пониженной социальной ответственностью, формируя так называемый «виртуальный склад», который очень интересует налоговые и иные правоохранительные органы. Такое отношение к выбору контрагентов ведет не только к растрате активов компании, но к и формированию серьезных заделов для налоговых и иных претензий. Ранее недобросовестные руководители легко уходили от ответственности, ссылаясь на то, что их ввели в заблуждение. Теперь же суд едва ли удовлетворится подобными объяснениями, что в целом будет способствовать повышению качества корпоративного управления, а также росту общей эффективности бизнеса», – считает он.
В п. 13 отмечено, что ответственность руководителя общества в виде возмещения убытков исключается, если руководитель, действуя разумно, не мог предотвратить их возникновение ввиду недостаточности (ограниченности) у юрлица имущества и невозможности привлечь дополнительное финансирование.
Как следует из п. 14, привлечение общества к публично-правовой ответственности не служит достаточным основанием для возложения на руководителя общества обязанности по возмещению убытков. По мнению Максима Ионцева, такой вывод ВС РФ хотя и огорчит активных миноритариев, но, в общем, соответствует принципам разумности и справедливости: «Действительного самого факта привлечения общества к публичной ответственности явно недостаточно. В каждом отдельном случае следует устанавливать степень вины руководителя, которая имеет место далеко не всегда».
Согласно п. 15 руководитель общества может быть привлечен к ответственности за убытки, причиненные обществу в связи с нарушением требований законодательства, если он мог не допустить (предотвратить) совершение обществом такого нарушения или уменьшить размер ответственности и должен был это реализовать в процессе управления.
Как полагает Юнис Дигмар, это обоснованное разъяснение, вновь ориентирующее суды на исключение недобросовестной управленческой практики, связанной с попыткой освободиться от ответственности со ссылкой на делегирование полномочий иным лицам. «Директор, на мой взгляд, не может указывать на отсутствие своей ответственности в указанной ситуации, поскольку даже передача им иным лицам полномочий либо обязанностей никак не снимает с него обязанности осуществлять контроль за выполнением делегированных обязанностей иными лицами», – подчеркнул он.
В п. 16 указано: при предъявлении требования о взыскании убытков новым участником общества (акционером) руководитель общества вправе ссылаться на одобрение его действий участниками (акционерами) общества, включая фактическое одобрение совершенных им сделок.
Юнис Дигмар полагает, что это весьма важное разъяснение. «Не секрет, что зачастую взаимодействие органов управления общества не всегда носит строго формализованный характер (оформление протоколов совещаний, протоколов общего собрания участников или решений единственного участника и т.д.), особенно в небольших компаниях. И в указанном случае действия директора по раскрытию информации о сделках и отсутствию возражений относительно их совершения со стороны участников Суд предлагает квалифицировать как совершение сделок при фактическом одобрении. То есть пересматривается общеправовой принцип, закрепленный в п. 4 ст. 157.1 ГК РФ и предполагающий, что молчание не считается согласием на совершение сделки», – заключил он.
Максим Ионцев добавил, что этот подход является весьма ценным для корпоративной практики. «Часто так бывает, что новые акционеры подвергают историю купленной ими компании подробному и пристрастному осмыслению. В итоге это нередко оборачивается имущественными исками к руководителю. Главенствующий ранее подход способствовал их удовлетворению. Теперь же добросовестный генеральный директор приобретает новый инструмент защиты против соответствующих требований, а новые собственники бизнеса также не лишены возможности поспорить относительно состава имущества купленной ими компании, но со своими предшественниками в рамках соглашений о приобретении акций или долей», – пояснил адвокат.
Исходя из п. 17, руководитель общества при совершении им сделки, причинившей убытки юрлицу, не вправе ссылаться на одобрение его действий решением общего собрания участников (акционеров) или совета директоров (наблюдательного совета), если он знал или должен был знать о нарушениях, повлекших недействительность или ничтожность этого решения.
В следующем пункте разъяснено, что одобрение действий руководителя общества не освобождает его от ответственности за причиненные юрлицу убытки, если руководитель скрыл информацию, имеющую значение для принятия решения, не раскрыл нужную информацию о содержании сделки и рисках ее совершения или представил недостоверные сведения.
В п. 19 Обзора указано, что руководитель общества, совершивший сделку в интересах отдельных участников общества, не вправе ссылаться на решение об одобрении сделки, принятое заинтересованными участниками, как на основание освобождения от возмещения убытков.
Как следует из п. 20, совершение руководителем общества крупной сделки без получения необходимого корпоративного одобрения не служит основанием для взыскания убытков, если действия руководителя не были направлены на причинение вреда интересам юрлица.
Максим Ионцев заметил, что с таким подходом можно и нужно спорить: «Если он и применим, то в отдельных и весьма редких, экстраординарных случаях. В большинстве же ситуаций вопрос одобрения крупной сделки является исключительно важным. Именно поэтому он был особо выделен законодателем, предусмотревшим специальный порядок ее одобрения. В противном случае при доказывании оснований для привлечения руководителя к имущественной ответственности существует риск перехода в плоскость изучения полезности либо вредоносности соответствующей сделки, а это, по сути, умаляет предусмотренный законом порядок ее одобрения, ставя де-факто руководителя компании над высшим органом управления корпорации».
Согласно п. 21 участник хозяйственного общества, имевший фактическую возможность определять действия юрлица, отвечает за убытки, причиненные обществу в результате совершения сделок в собственных интересах.
Как заметил Максим Ионцев, не секрет, что существует достаточное количество обществ, где контрольный пакет сосредоточен в руках одной группы лиц, при этом есть еще и миноритарии, с которыми контролирующий участник не делится прибылью. «Эта прибыль аккуратно выводится в виде беспроцентных займов в иные общества, а также искусственно уменьшается с помощью объективно ненужных контрагентов в цепочках поставок и продаж. С учетом объективно складывающейся практики обычно не составляет труда доказать аффилированность контролирующего акционера и различных компаний, с помощью которых он «оптимизирует» прибыль. Не хватало лишь недвусмысленных разъяснений по соответствующим категориям споров. Подход, сформулированный ВС РФ, безусловно, по достоинству оценят миноритарные акционеры и участники многочисленных обществ», – заключил он.
Исходя из п. 22, лицо, получившее фактическую возможность управлять текущей деятельностью общества, отвечает за убытки, причиненные юрлицу, по правилам, определяющим ответственность руководителя организации.
Максим Ионцев полагает, что на практике ряд бизнесов управляется собственниками непосредственно, а единоличный исполнительный орган в этом случае представляет собой некое «прокси-образование», основной задачей которого является сокрытие реального руководителя-бенефициара. «В процедуре банкротства позиция, сформулированная ВС РФ, давно и успешно используется. Поэтому прямое распространение ее на сферу корпоративных споров вызывает понятный оптимизм. Также эта позиция окажется весьма полезной для ситуации, в которой хозяйственное общество управляется по доверенности, выданной генеральным директором. Ранее подобная конструкция позволяла эффективно уходить от ответственности как лицу, осуществляющему полномочия единоличного исполнительного органа, так и его представителю, заключавшему наиболее проблемные сделки на основании доверенности», – заметил он.
В п. 23 отмечено, что соглашение об устранении или ограничении ответственности руководителя общества в виде возмещения убытков, причиненных обществу совершением недобросовестных действий, является ничтожным (п. 5 ст. 53.1 ГК РФ) вне зависимости от формы его составления, в том числе при принятии решения собранием акционеров изменения устава общества.
Юнис Дигмар назвал это разъяснение довольно дискуссионным: «Зарубежный правоприменительный опыт показывает актуальность подобного рода соглашений, в том числе для привлечения наиболее квалифицированных директоров, которые, при прочих равных условиях, готовы осуществлять управление обществом при условии заключения таких соглашений для минимизации рисков предъявления к ним претензий относительно обоснованности принятых управленческих решений. Возможно, наши экономические реалии еще не готовы к данным соглашениям, что, тем не менее, полагаю, является лишь вопросом времени, несмотря на законодательное закрепление их ничтожности».
Как следует из п. 24, при сокрытии руководителем общества информации о сделке, совершенной в условиях конфликта интересов, срок исковой давности по требованию о возмещении руководителем общества убытков исчисляется со дня, когда общество или его участники получили возможность узнать о совершении сделки и несоответствии условий сделки интересам юрлица.
В соответствии с п. 25 утверждение участником (акционером) общества ежегодной финансовой отчетности для целей исчисления исковой давности, по общему правилу, не свидетельствует об осведомленности такого участника (акционера) о совершении руководителем общества недобросовестных или неразумных действий, которые привели к возникновению убытков в отчетном периоде.
Максим Ионцев считает, что в ходе рассмотрения корпоративных споров довольно часто встает вопрос о сроках исковой давности. «При этом подход к исчислению соответствующих сроков, основанный на факте утверждения годовой отчетности, получил достаточно широкое распространение. Если акционер голосовал по соответствующему вопросу на общем собрании, то суды полагали известными этому акционеру факты, которые могли бы лечь в основу соответствующих исков к руководителю общества. Такой подход сложно признать обоснованным хотя бы потому, что утверждение отчетности отнюдь не эквивалентно ознакомлению со всеми документами, отражающими финансово-хозяйственную деятельность хозяйственного общества. В этом смысле ВС РФ снова буквально истолковал смысл ст. 200 ГК РФ. Этому разъяснению также будут весьма рады миноритарии», – считает он.
Как следует из п. 26, изменение состава участников (акционеров) общества, в том числе приобретение новым участником (акционером) доли в уставном капитале (акций), не изменяет течения срока исковой давности по требованию о возмещении руководителем общества убытков, причиненных юрлицу.