07.09.18. Защитился от возможного обвинения. № 17 (274) СЕНТЯБРЬ 2018 г. advgazeta.ru

№ 17 (274) СЕНТЯБРЬ 2018 г. advgazeta.ru 3 этика

ТЕМА: адвокатская тайна

Защитился от возможного обвинения

Комментируя ситуацию, изложенную Николаем Пивнем (см. предыдущий номер «АГ»), автор считает, что действия адвоката были правомерны и продиктованы необходимостью защититься от возможного обвинения, а предложенные им поправки в КПЭА излишни, так как единичный казус не заслуживает регулирования общекорпоративными правилами. Оценка действий адвоката в ситуации спора с бывшим доверителем Олег Баулин ПРЕЗИДЕНТ АП ВОРОНЕЖСКОЙ ОБЛАСТИ О непростом казусе из своей профессиональной работы написал адвокат Николай Пивень. Узнав об изготовлении и использовании доверителем подложных документов относительно размера гонорара, адвокат, привлеченный судом в дело о возмещении имущественного вреда, причиненного привлечением к уголовной ответственности, подал на постановление апелляционную жалобу, в которой указал и обосновал реальные суммы вознаграждения. Далее доверитель, сославшись на разглашение сведений, составляющих адвокатскую тайну, обратился с жалобой в органы адвокатского сообщества. Совет палаты с позицией доверителя не согласился, дисциплинарное производство прекратил. Историю простой не назовешь, в связи с ней возникает несколько вопросов, в том числе выходящих за пределы описанной коллегой ситуации. Рискну высказать по ним свое понимание. На первый взгляд, смысл проблемы связан с правом адвоката защищаться от возможного обвинения. Кстати, защищаться действительно есть от чего. Например, в интернете несложно найти информацию, что прокуратура Центрального административного округа г. Тюмени утвердила в отношении адвоката обвинительное заключение. Смысл обвинения в том, что здесь уже адвокат изготовил не соответствующие действительности документы об оплате юридической помощи и использовал их в суде. Соответствует это действительности или нет – узнаем позже, но вот квалификация действий вполне очевидна – мошенничество. Так что в рассматриваемом случае риск поменять адвокатский статус на статус соучастника в какой-то степени имелся. Действия адвоката и решение алтайских коллег считаю правильными в первую очередь в связи с защитой от возможного обвинения в совершении преступления. Кстати, хотя оно и возможно, но довольно сомнительно. Суду, рассматривающему заявление о возмещении вреда, ничто не мешало запросить у адвокатского образования копии финансовых документов. Более того, суд, скорее, обязан был это сделать – дела данной категории не относятся к гражданскому судопроизводству, рассматриваются по нормам УПК РФ, что определяет их в меньшей степени состязательный и в большей – публичный характер, предполагающий обязанности суда по установлению действительных обстоятельств дела. Итак, информация, представленная адвокатом при подаче апелляционной жалобы, действительно относится к сведениям, составляющим адвокатскую тайну, и по общему правилу разглашать ее нельзя. Ситуация усугубляется еще и тем, что адвокат, по сути, стал инициатором обвинения бывшего подзащитного. А как же наш профессиональный запрет занимать по делу позицию, противоположную позиции доверителя, и действовать вопреки его воле? Причем запрет не случайный, а фундаментальный, имеющий историю, соотносимую с историей самой адвокатуры. Помним или должны помнить использованную Н.Н. Полянским цитату в книге 1927 г. «Правда и ложь в уголовной защите»: «Защитник не должен сознательно вредить своему клиенту, даже во имя справедливости». Однако в нашем примере оснований упрекать адвоката в действиях вопреки интересам доверителя нет, поскольку речь идет о самостоятельной процедуре, в которой он имеет самостоятельный статус и уже не является ни защитником, ни представителем и не обязан соотносить свое поведение с интересами бывшего доверителя. Если касаться самого несогласованного разглашения, то оно вряд ли может быть выявлено по делам и в процедурах, связанных с компенсацией расходов на оказание юридической помощи. Дело в том, что обращение доверителя – как действующего, так и бывшего, по поводу возмещения судебных расходов вообще и возмещения ущерба в порядке реабилитации в частности – является согласием (или презумпцией наличия такового) на предоставление суду копий соответствующих договорных и финансовых документов. Конкретный доверитель может иметь какую-то особую личную цель обращения по поводу компенсации расходов на оказание юридической помощи либо быть наивным в степени, позволяющей полагать, что адвокат все равно будет испрашивать разрешения на представление суду финансовых документов. Однако это не меняет общей оценки ситуации – сам факт постановки вопроса о возмещении уплаченной адвокату суммы гонорара является согласием доверителя на предоставление суду приходного кассового ордера, банковских документов и т.д., об ином же нужно предупреждать способом, исключающим сомнения. Однако в рассматриваемом случае все сложнее, и презумпция согласия не работает – бывший доверитель уже представил документы иного содержания, т.е. выразил несогласие с разглашением достоверной информации о финансовых взаимоотношениях. Таким образом, действительно, только необходимость защиты от возможного обвинения (а не стремление к истине) определила правомерность действий адвоката и содержание решения Адвокатской палаты Алтайского края. На недавнем заседании Комиссии ФПА РФ по этике и стандартам после непростой дискуссии, предметом которой была в том числе и презумпция достоверности документов, переданных адвокату доверителем, президент ФПА РФ Ю.С. Пилипенко посетовал, что многие коллеги более озабочены собственной безопасностью, чем защитой интересов подзащитного, представляемого. Проблема важная, заслуживающая в сообществе детального обсуждения, но к вопросам, поставленным в материале, отношения, как мне кажется, не имеющая. Прежде всего потому, что в данном случае договорные и платежные документы, представленные доверителем, исходили от адвоката и от образования, в котором он осуществляет свою деятельность. Что касается позиции о внесении в КПЭА поправок, то отношение к ним отличается от оценки действий самого адвоката. Так, предложение дополнить п. 1 ст. 10 КПЭА абз. 2 следующего содержания: «На адвоката не возлагается обязанность действовать (бездействовать) в таких интересах доверителя, которые не основаны на законе и противоречат ему», – мне несимпатично. Вопросы квалификации интереса подзащитного и зависимости возможности защиты, представительства от его законности остаются спорными и сложными и в теории, и на практике. В периоды развития дореволюционного, советского и современного российского права по ним высказывались, причем по-разному, видные практики, представители науки уголовного процесса, позднее – криминалистической адвокатологии, писались статьи и книги, защищались диссертации. В связи с этим формулировка ст. 10 представляется и удачной, и емкой, и достаточной для практического применения органами корпорации. Понимаем мы ее однозначно – стремление доверителя защищаться от обвинения, отстаивать материально-правовые интересы в других процессах всегда законно, оцениваться на предмет правомерности могут лишь средства и способы защиты. Поэтому, если бы бывшего доверителя представлял в деле о возмещении вреда другой адвокат, он однозначно был бы обязан исходить из правомерности интереса, обоснованности и заявления, и его мотивировки. Точно так же относительно определенное (разумно необходимый объем) правило п. 4 ст. 6 КПЭА трогать не нужно. Причем не только потому, что рассматриваемый казус является единичным и в силу своей уникальности не заслуживает пока регулирования общекорпоративными правилами. И не только потому, что коллеги из АП Алтайского края и без конкретизации уверенно оценили ситуацию. Не стоит нам самим создавать себе же дополнительные основания для разглашения адвокатской тайны, не то она перестанет быть тайной и гарантией, перестанет быть привлекательной для доверителей. Мало ли каких последствий либо преследований мы опасаемся. Тем более, как я уже писал когда-то (хотя и не сам придумал), моральные нормы, в очень заметной степени неписаные, и даже прямые запреты нашего КПЭА оставляют возможность учета конкретных обстоятельств и вариативности оценок и решений. Продолжение темы – в следующем номере. ФОРМУЛИРОВКА СТ. 10 КПЭА ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ И УДАЧНОЙ, И ЕМКОЙ, И ДОСТАТОЧНОЙ ДЛЯ ПРАКТИЧЕСКОГО ПРИМЕНЕНИЯ ОРГАНАМИ КОРПОРАЦИИ. ПОНИМАЕМ МЫ ЕЕ ОДНОЗНАЧНО – СТРЕМЛЕНИЕ ДОВЕРИТЕЛЯ ЗАЩИЩАТЬСЯ ОТ ОБВИНЕНИЯ, ОТСТАИВАТЬ МАТЕРИАЛЬНОПРАВОВЫЕ ИНТЕРЕСЫ В ДРУГИХ ПРОЦЕССАХ ВСЕГДА ЗАКОННО, ОЦЕНИВАТЬСЯ НА ПРЕДМЕТ ПРАВОМЕРНОСТИ МОГУТ ЛИШЬ СРЕДСТВА И СПОСОБЫ ЗАЩИТЫ. www.yourpress.ru