Практика важнее теории

Автор настоящего отклика на статью Марии Глуховой «И не объект, и не субъект права» (см.: «АГ». 2019. № 7 (288)) идею прав плода как самостоятельного субъекта права считает оторванной от действительности и предлагает рассматривать концепцию «ретроспективных прав» в качестве реального правового средства для решения конкретных задач.

На мой взгляд, описанная в статье проблема прав плода является несколько надуманной и основанной на представлении, что введение в законодательство дефиниции и нового субъекта права крайне необходимо и позволит улучшить общественные отношения. Однако глубоко убежден, что закон должен упорядочивать общественные отношения, быть логичным и четким, а также иметь правовую и фактическую цель, а не существовать сам для себя.

Полагаю, что определение прав плода как самостоятельного субъекта права невозможно, потому что мы фактически разделим права человека и права плода, что потребует четкого определения момента появления прав у плода и их последующего перехода в права человека, что само по себе представляется абсурдным.

При этом справедливо, что на нерожденного ребенка (хотя он и не существует как самостоятельный субъект права) распространяются базовые права и гарантии, а потому после рождения и обретения правоспособности ребенок в лице своих законных представителей может просить защиты от посягательств, которые имели место во время внутриутробного развития.

Иными словами, родители ребенка не лишены права предъявить иск в интересах ребенка к лечебному учреждению о возмещении вреда, причиненного здоровью непрофессиональными действиями врачей, или обратиться с иском к государству, которое не обеспечило безопасную окружающую среду (например, в результате техногенной катастрофы), что повлекло нарушение в развитии ребенка и проявилось до или после родов.

Как раз об этих проблемах пишет автор, но, по моему мнению, они решаются доступными и сейчас правовыми средствами; другое дело, что процесс доказывания сложен, требует установления причинно-следственной связи и, несмотря на развитие медицины и биологии, все равно представляется затруднительным.

И, конечно, законодательство и судебная практика должны идти по пути дружественного отношения к исковым требованиям граждан, вытекающим из нарушений их прав, которые были допущены до момента рождения или даже до зачатия.

Безусловно, предлагаемая концепция «ретроспективных прав» требует осмысления, но во всяком случае она понятна и нацелена на решение конкретных вопросов, а главное – на восстановление нарушенного права.

При этом идея прав плода влечет также дискуссию о правомерности абортов, и кратко отмечу, что для меня право женщины на аборт представляется неоспоримым, и как бы мы ни ссылались на мораль, нравственность и религию, следует признать, что запрет абортов приводит к опасным социальным и медицинским последствиям.

Также не могу приветствовать идеи дополнительных квалификаций ятрогенных преступлений, потому что действующее уголовное законодательство позволяет привлечь к ответственности врачей, действиями которых причинен вред; но рассматривать гибель плода фактически как убийство – это фундаментальное переосмысление сложившихся общественных отношений, причем искусственное и не обусловленное разумным подходом.

Как раз в связи с обсуждаемой темой важнее упомянуть и про небольшой (смешной!) размер компенсаций морального вреда, и про низкую культуру в целом рассмотрения исков о возмещении вреда здоровью, а глобально – про недобросовестное отношение не только врачей, но и родителей к осуществлению своих обязанностей.

Поэтому, признавая революционность предлагаемых мер, следует согласиться, что комплексные и точечные изменения законодательства необходимы, но для начала суды должны быть более внимательны к указанным делам, а следственные органы не гнаться за статистикой и действительно стремиться установить причину происшествия, а при наличии признаков преступления привлекать виновных к ответственности.

Иными словами, на мой взгляд, гораздо важнее создание реальных и эффективных механизмов по защите прав в текущей законодательной парадигме с учетом сложившихся общественных отношений, нежели теоретические рассуждения о пределах прав и моменте их возникновения.