11.06.19. Взыскать вред возможно О сложностях взыскания убытков со службы судебных приставов.

Взыскать вред возможно

О сложностях взыскания убытков со службы судебных приставов
Севастьянова Юлия
Севастьянова Юлия

Адвокат АП Волгоградской области, к.ю.н.
Материал выпуска № 8 (289) 16-30 апреля 2019 года.

Окончание.
Начало в «АГ» № 6 (287).

На примере судебного спора из своей адвокатской практики, ставшего предметом рассмотрения ВС РФ в 2018 г., автор статьи анализирует порядок, основания и сложности взыскания с казны РФ вреда, причиненного незаконными действиями судебных приставов-исполнителей. Кроме того, 24 января 2019 г. в АП Волгоградской области автор настоящей статьи прочитала лекцию по теме «Возмещение вреда, причиненного судебными приставами-исполнителями, в том числе на примере личной практики в ВС РФ», которая имела положительный отклик среди адвокатов-слушателей. Настоящая статья написана как с учетом практического опыта автора, так и ответов на наиболее актуальные вопросы адвокатов.

Читайте также комментарии к данному материалу адвоката, партнера Адвокатского бюро «КРП» Виктора Глушакова и советника юстиции РФ третьего класса Алексея Шарона.

Законодатель и правоприменитель устанавливают целый ряд требований, при соблюдении которых возможно применение срока исковой давности:

  • бремя доказывания обстоятельств, свидетельствующих об истечении срока исковой давности, несет сторона, сделавшая заявление о применении срока исковой давности (п. 10. постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 сентября 2015 г. № 43 «О некоторых вопросах, связанных с применением норм Гражданского кодекса Российской Федерации об исковой давности»);
  • заявление стороны в споре о применении срока исковой давности является основанием к отказу в иске при условии, что пропуск указанного срока подтвержден материалами дела (п. 12 постановления Пленума Верховного Суда РФ, Пленума ВАС РФ от 28 февраля 1995 г. № 2/1 «О некоторых вопросах, связанных с введением в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»);
  • течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать как о нарушении своего права, так и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права (п. 1 ст. 200 ГК РФ);
  • срок исковой давности не течет со дня обращения в суд в установленном порядке за защитой нарушенного права на протяжении всего времени, пока осуществляется судебная защита нарушенного права (п. 1 ст. 204 ГК РФ).

Следовательно, ответчик, ходатайствующий о применении срока исковой давности, должен был указать, с какого дня, по его мнению, начинает течь этот срок и какими материалами дела подтверждается указанный вывод.

Ответчик не только не указал конкретную дату, с которой должен течь срок исковой давности, но вообще уклонился от конкретизации временного периода, с которого подлежит исчислению срок исковой давности. Суд, несмотря на явную недоказанность истечения срока исковой давности, применил указанный срок с 2011 г. без указания на дату, месяц начала его течения. Ни ответчик, ни суд не пояснили, какими материалами дела подтверждается вывод об истечении срока исковой давности.

Кроме того, суд указал, что государство не является безусловно обязанным лицом перед истицей, поскольку последняя не лишена эффективной возможности оспорить договоры купли-продажи лошадей, заключенные по результатам торгов. Суд, сделав вывод о возможности предъявления исков к новому собственнику лошадей, не установил данное лицо. Истица неоднократно указывала, что не располагает информацией о том, что лошади были реализованы и кто является их новым собственником. В подтверждение своих доводов она представила выписку из книги племенных лошадей, в которой именно истица до настоящего момента значится собственницей лошадей. Поскольку Суд не идентифицировал весь круг потенциальных ответчиков, но сделал однозначный вывод о необходимости предъявления к ним исковых требований как единственно верном эффективном способе защиты нарушенных прав истицы, то в силу п. 1 ст. 200 ГК РФ неустановление надлежащего круга ответчиков исключает применение срока исковой данности.

Таким образом, суд произвольно и безосновательно применил п. 2 ст. 199 ГК РФ в нарушение всех принципов доказывания, которые выработаны цивилистикой, законодателем, правоприменителем. Данное нарушение является фундаментальным, поскольку лишает истицу возможности восстановления ее нарушенных имущественных прав.

В-четвертых, суды нарушили публичные интересы, поскольку сочли, что истец должен был обращаться с иском к казне о возмещении вреда сразу же после того, как у него изъяли лошадей (в 2011 г.), т.е. без признания действий приставов незаконными в судебном порядке. Суды проигнорировали тот способ защиты права, который выбрал истец, оспоривший в судебном порядке действия приставов. Истец выполнял требования закона, согласно которым, прежде чем требовать возмещения вреда, надо признать акты власти неправомерными. Разъяснение ВС РФ о том, что, если властный акт не был признан незаконным в отдельном судебном производстве, его законность должна быть оценена при рассмотрении иска о возмещении вреда (абз. 2 п. 82 Постановления № 50), появилось только в 2015 г. В 2011 г., когда приставами были арестованы и изъяты лошади, судебная практика исходила из того, что, прежде чем требовать возмещения вреда, надо признать акты власти неправомерными в отдельном судопроизводстве.

Как неоднократно указывал ВС РФ, пределы осуществления гражданских прав прописаны в ст. 10 ГК РФ, способы защиты – в ст. 12 ГК РФ. Признание недействительным (незаконным) акта государственного органа или органа местного самоуправления перечислено среди надлежащих способов защиты права в ст. 12 ГК РФ. По смыслу ст. 11, 12 ГК РФ прерогатива в определении способа защиты нарушенного права принадлежит исключительно лицу, обратившемуся в суд за такой защитой, т. е. истцу.

В рамках настоящего спора истица в качестве прерогативного способа защиты своего права избрала оспаривание действий приставов в рамках самостоятельного процесса, также судебным актом на приставов была возложена обязанность по возврату истице незаконно изъятых лошадей. Во исполнение указанных судебных актов было возбуждено исполнительное производство, которое является обязательной стадией в процессе реализации права на защиту.

Суды не имели права отвергать способы защиты права, которые были выбраны истицей, поскольку процедура признания властного акта незаконным является не только надлежащим способом защиты прав потерпевшего, но и гарантией для государства от необоснованных исков о возмещении вреда с казны РФ.

Если истец избрал надлежащий способ защиты права, то срок давности по требованиям о возмещении вреда с казны следует исчислять с момента, когда стало ясно, что данный способ защиты не принес должного результата. А иные способы защиты права, помимо возмещения вреда с казны, применены быть не могут. Поскольку те способы, которые предложены судом (оспаривание торгов, договоров купли-продажи, истребование имущества у новых собственников), применены быть не могут. Так как нет доказательств того, что торги действительно состоялись и что у лошадей появился новый собственник, то моментом, с которого у истца возникает право на предъявление требований к казне, стало вынесение приставами постановления об окончании исполнительного производства от 29 июля 2014 г. в связи с невозможностью исполнения исполнительного документа, т. е. срок давности надо было исчислять с 29 июля 2014 г. Истица обратилась с иском о возмещении вреда с казны в пределах трехгодичного срока исковой давности.

Незыблемость авторитета государственной власти и ее стабильность основаны на презумпции законности действий властных органов и их должностных лиц. Если мы аннулируем данную презумпцию, то любое властное действие (бездействие) станет априори незаконным, что противоречит сущности властного управления. Именно поэтому законодателем предусмотрены специальные судебные процедуры признания властных актов незаконными. Возмещению подлежит вред, причиненный актами власти, чья незаконность установлена в судебном порядке.

Таким образом, суды:

  • неверно распределили бремя доказывания обстоятельств, освобождающих казну от ответственности;
  • нарушили фундаментальные основы материального права при применении сроков исковой давности;
  • нарушили публичные интересы, сменив презумпцию законности властных актов на презумпцию их незаконности, поскольку резюмировали, что судебная процедура признания властного акта незаконным, использованная истцом, не является необходимым условием возмещения вреда, причиненного государством.

Автор настоящей статьи, представлявшая интересы конезаводчицы, была приятно удивлена тщательным и неравнодушным подходом судей к обстоятельствам спора. Судебные акты нижестоящих судов были отменены, спор был направлен на новое рассмотрение в суд апелляционной инстанции.

Решение суда апелляционной инстанции

В определении от 24 июля 2018 г. № 16-КГ18-21 Верховный Суд РФ сделал несколько важных правовых вывода, повлиявших на дальнейший исход спора. Верховный Суд РФ указал, что в п. 12 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» бремя доказывания своей невиновности лежит на лице, нарушившем обязательство или причинившем вред. Вина в нарушении обязательства или в причинении вреда предполагается, пока не доказано обратное. Между тем суд апелляционной инстанции в нарушение указанных требований закона и разъяснений Пленума Верховного Суда РФ возложил на истца (конезаводчицу) обязанность доказывания ненадлежащего исполнения ответчиком своих обязанностей. При этом ответчиком не представлено каких-либо доказательств, свидетельствующих о принятии им исчерпывающих мер, делающих невозможной реализацию арестованного имущества до момента его продажи. В частности, ответчик не сообщил суду сведения о дате реализации имущества истицы и о действиях судебных приставов-исполнителей, знающих о наличии спора относительно их принадлежности, с момента возникновения такого спора и до момента продажи имущества. Вопреки презумпции виновности причинителя вреда суд исходил из того, что истица должна была представить доказательства, подтверждающие вину ответчика, но не сделала этого.

Кроме того, судебная коллегия полагала необходимым обратить внимание на следующие обстоятельства. Статьей 196 ГК РФ установлено, что общий срок исковой давности составляет три года. В силу ч. 1, 2 ст. 200 указанного кодекса, если законом не установлено иное, течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права. По обязательствам с определенным сроком исполнения течение срока исковой давности начинается по окончании срока исполнения.

Из приведенных правовых норм следует, что срок исковой давности по требованию о возмещении ущерба начинает течь с момента, когда собственница племенных лошадей узнала или должна была узнать о невозможности восстановления своего права путем возврата имущества в натуре. Постановление об окончании исполнительного производства в связи с невозможностью исполнения исполнительного документа, обязывающего должника совершить действия по передаче спорного имущества, вынесено судебным приставом 29 июля 2014 г., в суд с иском собственница обратилась 21 марта 2017 г.

В обоснование заявленных требований она ссылается на то, что во исполнение требований о возврате ее имущества Дзержинским районным судом г. Волгограда выдан исполнительный лист, на основании которого Дзержинским РОСП УФССП Волгоградской области возбуждено исполнительное производство, которое в последующем, а именно 29 июля 2014 г., окончено в связи с невозможностью исполнения исполнительного документа, в связи с чем у нее возникли убытки, о наличии которых она узнала только в 2014 г. Служба судебных приставов в данном случае выступала как должник, на которого возложена обязанность по передаче лошадей на основании кассационного определения судебной коллегии по гражданским делам Волгоградского областного суда от 13 апреля 2011 г., и как орган, который в силу ст. 5 Федерального закона «Об исполнительном производстве» осуществляет принудительное исполнение судебных актов. Этим обстоятельствам суд апелляционной инстанции не дал оценки, в связи с чем вывод суда апелляционной инстанции о том, что собственницей племенных лошадей пропущен срок исковой давности, противоречит требованиям действующего законодательства.

17 октября 2018 г. Волгоградский областной суд удовлетворил исковые требования конезаводчицы в полном объеме, взыскав с Российской Федерации в лице Федеральной службы судебных приставов России за счет казны Российской Федерации в пользу конезаводчицы 4 180 000 руб. Вот к каким правовым выводам пришли судьи. Из материалов дела не следует, когда фактически были проведены торги по продаже принадлежащего истцу имущества. Таким образом, ответчиком не представлено доказательств, достоверно подтверждающих дату передачи имущества на торги, дату проведения торгов в отношении имущества, принадлежащего истцу, как и не представлено доказательств, свидетельствующих о принятии ответчиком мер, делающих невозможной реализацию имущества, с момента возникновения спора и до момента его продажи.

Учитывая то обстоятельство, что после составления акта о наложении ареста (описи имущества) и изъятия и вынесения постановления о принятии результатов оценки имущества судебному приставу-исполнителю было известно о несогласии конезаводчицы с действиями судебного пристава-исполнителя по аресту и изъятию племенных лошадей, как и было известно о том, что лошади являются племенными, имущество принадлежит не должнику, а также то обстоятельство, что судебным приставом-исполнителем не предпринято исчерпывающих мер к сохранению имущества и передаче его законному владельцу, судебная коллегия пришла к выводу о том, что именно в результате неправомерных действий судебного пристава-исполнителя не осуществлено исполнение решения суда о передаче собственнице племенных лошадей. При этом имеется причинно-следственная связь между указанными действиями судебного пристава-исполнителя и причиненными истице убытками1.

* * *

Резюмируя исход описанного спора, хотелось бы отметить, что без вмешательства Верховного Суда РФ, безусловно, не удалось бы отстоять справедливость. Что, к сожалению, свидетельствует о том, что взыскание многомиллионных убытков с казны за незаконные действия судебных приставов-исполнителей пока является явлением скорее единичным, если не исключительным. Но радует тот факт, что такое все же возможно в рамках национального правопорядка без обращения в ЕСПЧ.

В рамках судебного спора, интересы истца по которому представлял автор настоящей статьи, сумма заявленных требований к казне РФ была удовлетворена в полном объеме, т.е. в размере 4 180 000 руб.2 Это объясняется тем, что истец подтвердил размер своих требований судебным решением об оспаривании результатов оценки арестованного имущества, в котором было указано, что среднерыночная стоимость незаконно изъятых десяти племенных лошадей составляла 418 000 руб. (10*418 000 = 4 180 000). Ответчик в лице УФССП России не смог представить доказательств, опровергающих доводы истца.

Процитируем судебный акт. «При рассмотрении спора истцом доказан размер причиненных ей убытков, который составляет 4 180 000 рублей, исходя из стоимости одной лошади 418 000 рублей. Сведения о среднерыночной стоимости одной племенной лошади содержатся в решении Дзержинского районного суда г. Волгограда от 30 марта 2011 года, вступившем в законную силу, которым постановление судебного пристава-исполнителя Межрайонного отдела по особым исполнительным производствам УФССП по Волгоградской области от 2 февраля 2011 г. о принятии результатов оценки рыночной стоимости изъятого имущества отменено. Согласно ч. 1 ст. 56 ГПК РФ каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований и возражений, если иное не предусмотрено федеральным законом. Судебной коллегией ставилось на обсуждение и предлагалось ответчикам представить иные доказательства стоимости имущества, однако ответчиками в нарушение положений статьи 56 Гражданского процессуального кодекса РФ таких доказательств не представлено».

Важно отметить, что истец представил доказательства среднерыночной стоимости племенных лошадей по состоянию на 2011 г.

Суд счел возможным применить данное доказательство в 2018 г. при обосновании размера взыскиваемого вреда.

Резюмируя вышеизложенное, можно сделать вывод, что на сегодняшний день в России существуют правовые возможности возмещения вреда, причиненного незаконными действиями судебного пристава-исполнителя. Как правило, они распространяются на взыскателей и лиц, у которых ошибочно арестовано и изъято имущество.

Что касается должников, то такие возможности также существуют. В соответствии с позицией Верховного Суда РФ, высказанной п. 83 Постановления № 50, вред подлежит возмещению государством должнику в случае:

  • если утрачено или повреждено незаконно изъятое у должника;
  • если после утраты или повреждения законно изъятого и переданного на хранение имущества должника иному, чем должник или член его семьи, лицу должник исполнил свои обязательства перед взыскателем за счет другого имущества3.

Позволим себе дополнить данный перечень еще одним случаем, который касается споров о взыскании убытков с ФССП России в размере стоимости туристической поездки по причине несвоевременно отмененного ограничения на выезд из Российской Федерации должника, полностью погасившего задолженность4.

С оптимизмом констатируем, что взыскать с казны РФ вред, причиненный незаконными действиями судебных приставов-исполнителей, безусловно, сложно, но все же возможно. Сложно недооценить значительный вклад Верховного Суда РФ, который, по нашему мнению, формирует верную судебную практику.


1 Апелляционное определение судебной коллегии по гражданским делам Волгоградского областного суда от 17 октября 2018 г. № 33-13335/2018.

2 Там же.

3 Гальперин М. Л. Гражданско-правовая ответственность в исполнительном производстве // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2018. № 3. С. 138–159.

4 Апелляционные определения Московского городского суда от 20 июля 2017 г. по делу № 33-28431/2017, Санкт-Петербургского городского суда от 7 сентября 2016 г. № 33-15629/2016 и др.