16.02.19. Добросовестность – норма. О качестве оказываемой юридической помощи при защите по назначению . НАГ. № 3 от 04.02.19.

Никита Тарасов, адвокат Санкт-Петербургской городской коллегии адвокатов (адвокатская консультация № 31), старший преподаватель ЮФ НИУ ВШЭ-Санкт-Петербург

Добросовестность – норма. О качестве оказываемой юридической помощи при защите по назначению

Автор данного комментария к статье Дмитрия Веретенникова «Действия подсудимого переквалифицировали» (см.: «АГ». 2019. № 3 (284), приводя примеры защиты из собственной практики по делам, по которым доверителей необоснованно привлекали к уголовной ответственности не за хранение наркотических средств, а за их сбыт, отмечает распространившийся репрессивный характер деятельности органов предварительного следствия и нежелание судей рассматривать такие дела объективно. Как и коллега, автор комментария считает, что интересы доверителя необходимо защищать добросовестно. В связи с публикацией указанной статьи адвоката АП Тверской области Дмитрия Веретенникова хотелось бы отметить следующее. Коллега освещает важные для адвокатской практики проблемы – репрессивный уклон при квалификации преступлений в сфере незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ, а также качество оказания юридической помощи при осуществлении защиты по назначению в порядке ст. 50–51 УПК РФ. Начнем со второго вопроса. Я уверен, что у подавляющего числа коллег не возникает даже мысли о возможности защищать интересы доверителя «вполсилы» или «спустя рукава». Действительно, исходя из собственного опыта, могу согласиться, что на первых парах исполнение адвокатского долга по назначению дается молодому адвокату нелегко и сопряжено с некоторыми трудностями. К ним относятся и организационные вопросы, связанные, например, с необходимостью подготовки проектов постановлений о выплате гонорара, и отказы в выплате (например, по делам об избрании или применении избранной меры пресечения для обеспечения возможной выдачи лица (ст. 466 УПК РФ) или при заявлении адвокатом ходатайства вне даты следственных действий), и, к сожалению, частые случаи отсутствия доверия к защитнику по назначению со стороны самого доверителя. К тому же нередко можно услышать и советы некоторых «бывалых» адвокатов, давно работающих по назначению, о том, что со следователем и судом «лучше не ссориться и во всем соглашаться, иначе не будут вызывать». Но все эти сложности никогда не перечеркнут морального удовлетворения от положительного для доверителя результата, связанного с эффективно построенной защитой (например, при освобождении доверителя в зале суда). Не нужно забывать и о том, что добросовестная работа по назначению не только укрепляет авторитет адвокатуры в целом, но и повышает шансы последующего приглашения конкретного адвоката для защиты уже по соглашению (как в данном уголовном деле, так и в последующих). Поэтому считаю нормой, когда адвокат по назначению знакомится с материалами дела, посещает своего доверителя в следственном изоляторе вне дней проведения следственных действий, готовит письменную позицию по делу, заявляет необходимые ходатайства, обжалует в соответствующих случаях судебные акты, принятые в отношении доверителя. Кроме того, хотелось бы напомнить, что нормы подп. 1, 2 п. 1 ст. 7 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» и п. 1 ст. 8, п. 8 ст. 10 Кодекса профессиональной этики адвоката никто не отменял. Так что можно только поздравить адвоката Дмитрия Веретенникова с эффективной защитой по делу и www.yourpress.ru выразить уверенность, что количество коллег, осуществляющих защиту по назначению и также добросовестно исполняющих свой долг, составляет абсолютное большинство. Более того, не могу не отметить, что множество проблемных вопросов, связанных с защитой по назначению, не остаются без внимания руководства корпорации. В качестве результатов такой работы следует отметить утвержденный решением Совета ФПА РФ от 5 октября 2017 г. (протокол № 5) «Порядок назначения адвокатов в качестве защитников в уголовном судопроизводстве». Аналогичная работа ведется и в субъектах РФ. Например, в АП Санкт-Петербурга введена и эффективно действует электронная система распределения заявок органов дознания, следствия и суда (автоматизированная информационная система «Адвокатура»), полностью исключающая какие-либо неформальные договоренности об участии определенного адвоката в деле. Что касается проблем квалификации по делам о преступлениях, связанных с незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ, то отмечу следующее. Напомню, что для квалификации действий лица как сбыта наркотических веществ и психотропных веществ правоприменительные органы должны руководствоваться разъяснениями, данными в п. 13–13.2 постановления Пленума ВС РФ от 15 июня 2006 г. № 14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами». В то же время репрессивный характер деятельности органов предварительного следствия, распространившийся, к сожалению, повсеместно, зачастую предполагает квалификацию действий подозреваемого или обвиняемого по наиболее тяжкой статье УК РФ. Очень часто для раскрытия преступлений о сбыте наркотических веществ привлекают в качестве так называемых закупщиков наркозависимых лиц, задержанных за хранение наркотических веществ. В обмен на содействие им обещают либо «попридержать» материал о хранении наркотиков, либо уговорить следователя об избрании меры пресечения, не связанной с изоляцией от общества, либо дать положительную характеристику для суда. К сожалению, зачастую под такими обещаниями и давлением оперативных сотрудников оговариваются невиновные люди. Огорчает и нежелание некоторых судей при рассмотрении данной категории дел объективно рассмотреть все имеющиеся доказательства и вынести справедливый приговор. Ведь считается, что общество может «не оценить», когда судья освободит от уголовной ответственности «наркосбытчика»! При этом презумпция невиновности как-то забывается. А ведь осуждение невиновного человека за сбыт наркотиков может сломать ему жизнь. В моей практике были дела, по которым доверителей необоснованно привлекали к уголовной ответственности не за хранение наркотических средств, а за их сбыт. В одном таком деле я как раз выступал в качестве защитника по назначению. Моему доверителю вменялось несколько эпизодов сбыта героина. Один эпизод он полностью признавал, вину в совершении остальных – категорически отрицал. По всем эпизодам в качестве свидетеля обвинения выступал наркозависимый гражданин. При этом ОРМ «оперативный эксперимент» по закупке наркотического вещества с его участием был проведен только по одному эпизоду. Версия обвинения по остальным эпизодам основывалась исключительно на свидетельских показаниях данного гражданина. В итоге доверитель был осужден только за однократный сбыт наркотических средств. Второй случай. Молодой человек находился дома со своей девушкой и собирал недавно купленную мебель. Ему позвонил знакомый и сказал, что хочет вернуть ему долг, для чего зайдет через некоторое время. Ничего не подозревающий мужчина открыл дверь www.yourpress.ru пришедшему, состоялся непродолжительный разговор, после которого долг был возращен. После того как бывший должник удалился, моего будущего доверителя на лестничной площадке задержали оперативники, обвинили его в сбыте смеси метамфетамина и МДМА в значительном размере (ч. 3 ст. 30, п. «б» ст. 228.1 УК РФ) и, заковав в наручники, увезли в отдел полиции. После задержания защиту молодого человека осуществлял коллега по назначению. Доверитель находился под стражей. Вступив в дело уже перед передачей его в суд, я узнал от доверителя, что он непричастен к сбыту наркотиков. Примечательно, что некоторое время до задержания, со слов доверителя, сотрудники полиции потребовали у него дать показания по уголовному делу на одного гражданина, проживавшего неподалеку. После того как мой доверитель отказался, пояснив, что не будет оговаривать невиновного, сотрудники полиции пообещали ему в будущем проблемы с законом. Как выяснилось позднее, данные обещания были исполнены. При вступлении в дело я был крайне удивлен позиции следователя, который всячески откладывал нашу с ним встречу с целью моего вступления в дело и ознакомления с его материалами, а потом (почти через неделю) заявил мне по телефону, что дело уже направлено прокурору и вообще он не знает, с кем разговаривает. Такое непрофессиональное поведение встретилось мне впервые. Подозревая, что следователь намеренно избегает встречи со мной и откровенно вводит меня в заблуждение, я посетил доверителя в следственном изоляторе, а также ознакомился с материалами об избрании и продлении меры пресечения, оставив в суде свой ордер. Как выяснилось потом – не зря. Оказалось, что прокурор, получивший дело, обратился в суд с ходатайством о продлении меры пресечения. Ознакомившись (пусть и в обход следователя) с некоторыми материалами дела, я повторно посетил доверителя в следственном изоляторе. В связи с тем, что мой ордер уже находился в суде, меня были вынуждены вызвать на рассмотрение ходатайства о продлении меры пресечения, которое, к сожалению, было удовлетворено. При очередном посещении следственного изолятора доверитель мне сообщил, что при предъявлении обвинения, ознакомлении с заключением эксперта и ознакомлении с материалами уголовного дела следователь, как и защитник по назначению, присутствовали в следственном изоляторе около часа, хотя по документам данные следственные действия проходили более двух часов. Также выяснилось, что так называемый закупщик, выступавший единственным свидетелем обвинения, присутствовавшим на месте совершения инкриминируемого преступления, не дожив до судебного разбирательства, умер. Кроме того, стало известно, что он был наркозависимым, и в отношении него расследовалось уголовное дело о хранении наркотических средств. Так что в отличие от коллеги Дмитрия Веретенникова я был лишен возможности допросить свидетельствовавшего против доверителя свидетеля обвинения (что гарантировано подп. «d» п. 3 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод). По объективным причинам я вынужден был передать дело своей коллеге (Светлане Михайловой, АК № 31 СПбГКА), которая продолжила профессионально осуществлять защиту интересов доверителя. При поступлении уголовного дела в суд коллегой было заявлено ходатайство об истребовании из следственного изолятора сведений о времени посещения следователем и защитником по назначению данного учреждения. Как следовало из ответа учреждения, версия доверителя о длительности посещения следственного изолятора следователем и защитником по назначению полностью подтвердилась. www.yourpress.ru В результате дело было возвращено судом прокурору, который вернул его следователю. Следователь был обескуражен таким развитием событий. И в этот раз отчетливо понимал, с кем он разговаривает по телефону. После этого по ходатайству коллеги произошел допрос в качестве свидетеля защиты девушки, находившейся с ним в квартире непосредственно перед его задержанием. Она полностью подтвердила версию доверителя, дополнительно пояснив, что в связи с жаркой погодой (события происходили в конце мая), доверитель находился в квартире в нижнем белье (в трусах), постоянно был в поле ее зрения и просто не мог никуда спрятать какие-либо свертки с наркотическим веществом. Она же полностью подтвердила версию про возврат долга. Также девушка пояснила следователю, что доверитель наркотики не употребляет. В результате доверитель был привлечен к уголовной ответственности за покушение на хранение наркотических средств по ч. 3 ст. 30, ч. 1 ст. 228 УК РФ. От наказания доверитель был освобожден в связи с амнистией (постановление ГД ФС РФ от 24 апреля 2015 г. № 6576-6 ГД). Поэтому могу согласиться с коллегой Дмитрием Веретенниковым в том, что интересы доверителя необходимо добросовестно защищать при самом, казалось бы, худшем стечении обстоятельств. При этом целесообразно обращать внимание на любую информацию, полученную от доверителя, при необходимости, подтверждая соответствующую версию доверителя доказательствами. www.yourpress.ru