№ 8 (265) АПРЕЛЬ 2018 г. advgazeta.ru 5

ТЕМА: злоупотребление правом, проблема. Защитники под атакой О возможностях использования института злоупотребления правом на защиту

Александр Мелешко АДВОКАТ БАЛТИЙСКОЙ КОЛЛЕГИИ АДВОКАТОВ ИМЕНИ АНАТОЛИЯ СОБЧАКА

Понятие недобросовестного использования права на защиту, введенное Верховным Судом РФ в орбиту уголовного правоприменения два с половиной года назад, является мощнейшим юридическим инструментом, позволяющим атаковать процессуальную позицию защиты. Однако лишена ли защита аналогичной возможности в отношении действий и бездействия стороны обвинения? Полагаем, доведение до логического конца данной концепции принесет адвокатамзащитникам даже большую пользу, чем стороне обвинения. Согласно абз. 2 п. 18 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 июня 2015 г. № 29 «О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве» Суд может не признать право обвиняемого на защиту нарушенным в тех случаях, когда отказ в удовлетворении ходатайства либо иное ограничение в реализации отдельных правомочий обвиняемого или его защитника обусловлены явно недобросовестным использованием ими этих правомочий в ущерб интересам других участников процесса, поскольку в силу требований ч. 3 ст. 17 Конституции РФ осуществление прав и свобод человека не должно нарушать права и свободы других лиц. Даже беглый анализ приведенного фрагмента вызывает вопросы о том, насколько ограничение прав обвиняемого на основании ст. 17 Конституции РФ соотносится со специальным отраслевым принципом разрешения обвиняемому защищаться любыми способами, не запрещенными законом. Этически упречно выглядит и то, что известный постулат «свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого», впервые официально провозглашенный в документе Французской революции – Декларации прав и свобод человека и гражданина 1789 г., – используется для ограничения права на защиту обвиняемого, оказавшегося один на один с государством и нарушающего, по логике Верховного Суда РФ, чьи-то права заявлением ходатайств или «реализацией отдельных правомочий». Главная проблема видится тем не менее в другом. Действительно, встречаются отдельные случаи, когда участники уголовного судопроизводства со стороны защиты используют свои права не вполне добросовестно. Но неужели только они? Неужели следователи, дознаватели, прокуроры (да и сами суды) безгрешны и никаких злоупотреблений не допускают? Вопрос является риторическим. Однакополучилось так, что, выражаясь хоккейной терминологией, «вброс» новой концепции злоупотребления процессуальным правом произошел прямо «у ворот» участников уголовного процесса со стороны защиты. И правоприменители с охотой подхватили «шайбу». В Петербурге мне несколько раз в ходе судебных процессов доводилось слышать замечания судей в адрес защиты о недопустимости злоупотребления правом. В правовых базах также уже можно отыскать несколько судебных решений по уголовным делам, где аргументы защитников отклонялись со ссылкой на этот принцип. Получается, что на сегодняшний день сторона обвинения (и суд) имеет на руках мощнейший юридический инструмент, позволяющий атаковать процессуальную позицию защиты, а защита (да и суд) лишена аналогичной возможности в отношении действий и бездействия стороны обвинения. Вообще-то с трудом верится, что судебная система, в которой счет оправдательных приговоров идет на десятые процента от общего числа вынесенных решений, была серьезно озабочена проблемой злоупотребления правом на защиту. Удивительно и то, что Верховный Суд РФ, по статусу призванный демонстрировать пример заботы о процессуальном равноправии сторон, развернул вектор концепции о недопустимости злоупотребления правом именно против защиты, ничего не сказав насчет злоупотреблений правами стороны обвинения. Причины этого подхода, представляется, лежат за рамками собственно уголовного процесса, отражают печальные общественнополитические тенденции и кроются в стремлении сделать процедуру уголовного судопроизводства полностью управляемой, подконтрольной и … независимой, насколько она может быть независима от стороны защиты и от закона. А ведь в сформулированном Верховным Судом РФ варианте институт злоупотребления правом на защиту – не просто декларация. Квалификация судом того или иного варианта процессуального поведения защиты как злоупотребления правом влечет вполне конкретные (хотя и чрезвычайно широкие) правовые последствия. По смыслу вышеуказанного разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, если суд сочтет, что сторона защиты злоупотребляет правом, ей можно отказать в ходатайстве, не учитывать ее заявлений, лишать тех или иных правовых возможностей без последствий в виде признания права на защиту нарушенным. НАЧАЛО СОЗДАНИЯ ИНСТИТУТА Обратимся к истокам понятия недобросовестного осуществления прав. В цивилистике, давшей начало принципу недопустимости злоупотребления правом (или добросовестного осуществления прав, bona fi dae), этот правовой институт давно осмыслен. Современная европейская доктрина считает принцип добросовестности так называемой открытой нормой, позволяющей судам разрешать явно несправедливые ситуации, возникшие в результате строгого применения закона (R. Zimmermann, S. Whittaker. Good Faith in European Contract Law, Cambridge University Press, 2000. P. 30). Однако проблематика «открытых норм» и в гражданском праве, и в уголовном процессе (как и вообще в праве) заключается в качестве правосознания правоприменителя. Иными словами, «а судьи кто»? Качество правосознания наших правоприменителей выражено в упомянутой статистике оправдательных приговоров и знакомо каждому адвокату по уголовным делам. Именно наши судьи, выносящие 99,6% обвинительных приговоров, и стали основными пользователями «открытой нормы» о недопустимости злоупотребления правом на защиту. Именно они, согласно логике Верховного Суда РФ, могут считать злоупотреблением и игнорировать случаи «реализации обвиняемыми отдельных правомочий», которые кажутся им не соответствующими их представлениям о справедливости. Правильно ли это сейчас в наших, российских, условиях? Как тут не вспомнить знаменитый ответ декабриста Бестужева Николаю I: «Ваше величество! В том и несчастье, что вы все можете сделать; что вы выше закона: желаю, чтобы впредь жребий ваших подданных зависел от закона, а не от вашей угодности». Но, как известно, все, что не убивает, делает нас сильнее. Сам того, видимо, не желая, Верховный Суд РФ подарил нам – адвокатам-защитникам – замечательную возможность воспользоваться предложенным нововведением в интересах защиты и, применяя аналогию права (а точнее, доводя концепцию Верховного Суда до логического завершения), наконецто называть многие, с позволения сказать, «процессуальные» и не очень упражнения стороны обвинения своими именами. Ведь в реальной жизни несть числа злоупотреблениям, допускаемым следователями, дознавателями, оперативниками, прокурорами при расследовании и рассмотрении уголовных дел. И эти злоупотребления, имя которым легион, несут несоизмеримо большую общественную опасность для правосудия и общества, чем «реализация обвиняемым отдельных правомочий» или «заявление ходатайств» стороной защиты. При этом наш уголовно-процессуальный закон построен таким образом, что последствия допущенных стороной обвинения нарушений описывается им крайне редко. Здесь-то и может пригодиться в защите «открытая норма» о недопустимости злоупотребления процессуальными правами стороной обвинения. Не нуждается в серьезном обосновании тезис о том, что злоупотребить правом может, в принципе, любой субъект уголовно-процессуальных отношений: следователь, дознаватель, прокурор, а иногда и судья, равно как и защитник с обвиняемым. Аналогично рожденная цивилистической доктриной концепция добросовестного осуществления прав никогда не ограничивалась только обязанной или управомоченной стороной. Однако именно злоупотребления со стороны государства в лице правоприменительных органов и их должностных лиц несут для личности и для общества наибольшую опасность. В сфере российского уголовного процесса это ощущается особенно остро. ОПЫТ ВЕЛИКОБРИТАНИИ Рассуждая о возможностях стороны защиты по использованию концепции добросовестности в уголовном процессе, не следует заново изобретать велосипед. Стоит вспомнить, что в западных правопорядках успешно функционирует такой институт, как злоупотребление процессом (abuse of process), который используется как раз «против» стороны обвинения в интересах обвиняемого, а точнее, в интересах правосудия. Так, в английской доктрине уголовного процесса судья, рассматривающий дело, вправе прекратить уголовное преследование обвиняемого без исследования доказательств, если сторона обвинения допустила манипуляции, с тем чтобы получить необоснованные преимущества перед стороной защиты. К таким случаям относится, например, умышленная затяжка хода уголовного процесса в надежде на то, что потенциальный свидетель защиты умрет, покинет страну или по иным причинам станет недоступным. В деле «Connely v DPP» (1964) Лорд Делвин (Delvin) указал, что «когда конкретная уголовная процедура представляет собой злоупотребление процессом, суд www.yourpress.ru 6 АДВОКАТСКАЯ ГАЗЕТА ТЕМА: проблема злоупотребление правом уполномочен отказаться признавать обвинение и продолжать судопроизводство». В современных учебниках английского уголовного процесса приводятся и такие примеры злоупотреблений процессом, как обман обвиняемого, нарушение лицом, ведущим производство по делу, обязанности сохранения (или уничтожения) вещественных доказательств (см.: Jhon Spark. Criminal Procedure, Oxford, 2012). Так, в деле Dobson (2001) Апелляционный суд рассматривал вопрос о том, является ли злоупотребление процессом то, что власти не получили видеозаписи с камер наблюдения, подтверждающие алиби обвиняемого. При решении данного вопроса судьи-лорды выясняли, каковы обязанности полиции, были ли эти обязанности нарушены необеспечением сохранности видеозаписи, делает ли это процесс предвзятым, действовали ли сотрудники полиции недобросовестно. В деле «Jones v Whalley» (2007) обвиняемый в нанесении побоев был предупрежден полицейским о том, что не будет преследоваться в уголовном порядке и будет только юридически предупрежден. Обвиняемый признал свою вину. Впоследствии пострадавший Джонс в порядке частного обвинения начал уголовное преследование обвиняемого. Суд решил, что судебное разбирательство в такой ситуации будет злоупотреблением процессом ввиду того, какие заверения были получены обвиняемым от полиции. Отдельную категорию случаев злоупотребления процессом в Великобритании составляют дела, по которым продолжение судопроизводства приведет к репутационным потерям правосудия. К этим делам относятся процессы над обвиняемыми, доставленными в нарушение процедуры экстрадиции (Mullen, 2000), процессы по результатам полицейских провокаций (Looseley, 2001), пытки обвиняемого, если они оказывают влияние на исход судопроизводства (Ahmed, 2011). Более подробно с примерами злоупотребления процессом можно ознакомиться на сайте службы Королевского обвинения Великобритании, где размещен гид по вопросам злоупотребления процессом (https://www.cps.gov.uk/legalguidance/abuse-process). Представляется, что доведение до логического конца концепции недопустимости злоупотребления правом принесет адвокатамзащитникам даже большую пользу, чем стороне обвинения. ДОКАЗЫВАНИЕ ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЙ, ДОПУЩЕННЫХ ОБВИНЕНИЕМ Правовым основанием для ссылок защиты на принципы добросовестности и недопустимости злоупотребления процессом стороной обвинения являются: – ст. 18 Конституции РФ, в соответствии с которой права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими; они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием; – ч. 4 ст. 15 УПК РФ, в соответствии с которой стороны защиты равноправны перед судом; – процессуальная аналогия, поддержанная Конституционным Судом РФ (определение Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2000 г. № 110-О, определение Конституционного Суда РФ от 23 апреля 2015 г. № 805-О). Важно определить и правовые последствия нарушения обязанности участников уголовного судопроизводства со стороны обвинения действовать добросовестно, не допуская злоупотреблений. Уголовный процесс исторически выработал всего два основных вида процессуальных санкций, являющихся средством реагирования на процесФото: Екатерина Горбунова Односторонняя конструкция Nb Артем Осипов К.Ю.Н., ДОЦЕНТ КАФЕДРЫ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРАВА МГЮА ИМЕНИ О.Е. КУТАФИНА Александр Мелешко формулирует, в чем состоит риск применения введенной ВС РФ в орбиту уголовного правоприменения концепции недобросовестного использования права на защиту. Уделяя особое внимание подходам ЕСПЧ к трактовке понятия злоупотребления правом на подачу жалобы, выработанным в рамках практики толкования критериев приемлемости индивидуальных обращений, поступающих в данный международный судебный орган, и применению им концепции «недобросовестного поведения заявителя» при рассмотрении жалоб на нарушение разумных сроков судопроизводства в рамках ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, автор настоящего комментария считает, что введение любого дополнительного оценочного понятия в систему оснований возможного ограничения прав личности должно отвечать требованиям точности, ясности и предсказуемости применения. ности обвиняемого и его защитников данная правовая конструкция потенциально создает риски произвольного ограничения прав данной группы участников уголовного процесса. Риск состоит в том, что, не прибегая к полноценной аргументации своих решений путем всесторонней оценки правовых и фактических доводов, суд сможет ограничить реализацию правомочий участников со стороны защиты, ограничившись выводом о «явном недобросовестном использовании ими этих правомочий». Введение любого дополнительного оценочного понятия в систему оснований возможного ограничения прав личности должно отвечать требованиям точности, ясности и предсказуемости применения, предусматривать гарантии соразмерности таких ограничений законным целям. Отмеченная односторонность разъяснений Верховного Суда РФ, связавшего риски злоупотреблений исключительно с деятельностью стороны защиты, могла быть скорректирована в тексте недавно принятого постановления Пленума по вопросам применения законодательства при рассмотрении уголовных дел судом первой инстанции, однако этого так и не произошло. В целом идеология данного правового акта оказалась не слишком правозащитной, в результате чего конструкция «явно недобросовестного использования права» на уровне правовых позиций Верховного Суда РФ так и осталась односторонне ориентированной в адрес стороны защиты. Вызывает сожаление и то, что Верховный Суд РФ не попытался сформулировать каких-то примеров подобных злоупотреблений, позволяющих отграничить их от иных недостаточно обоснованных, с точки зрения суда, попыток реализации защитником тех или иных процессуальных правомочий. В данном случае определенный интерес представляют подходы ЕСПЧ к трактовке понятия злоупотребления правом на подачу жалобы, выработанные в рамках практики толкования критериев приемлемости индивидуальных обращений, поступающих в данный международный судебный орган. Согласно прецедентной практике ЕСПЧ под злоупотреблением такого рода понимается любое поведение заявителя, явно не соответствующее назначению гарантированного Конвенцией о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. права на обращение, нарушающее установленный порядок работы ЕСПЧ (дело «Miroļubovs и другие против Латвии», § 62 и 65). К подобным случаям злоупотребления правом на подачу жалобы ЕСПЧ относит: дезинформацию ЕСПЧ, иссуальные нарушения (а недобросовестное использование прав следует рассматривать как серьезное процессуальное нарушение). Первый вид санкций – это дисциплинарное преследование должностного лица, совершившего правонарушение (например, вынесение судом частного определения). Второй вид санкций – аннулирование правового значения результатов соответствующих действий лица, допустившего нарушение (например, признание доказательств недопустимыми или необходимость повторения процессуального действия). Установив в ходе защитительной деятельности факт злоупотребления процессуальныРассматриваемая статья посвящена анализу правового феномена «недобросовестного использования права» и оценок возможного влияния данной концепции на процессуальное равноправие сторон в уголовном судопроизводстве. В основу своего исследования автор статьи положил риск-ориентированный подход, который позволил ему выявить ряд потенциальных опасностей, сокрытых в одностороннем закреплении и применении данной концепции для целей обеспечения интересов правосудия и эффективной реализации права обвиняемого на защиту. Закрепленная в тексте постановления Пленума Верховного Суда РФ от 30 июня 2015 г. № 29 и сопряженная исключительно с девиациями процессуальной деятельwww.yourpress.ru № 8 (265) АПРЕЛЬ 2018 г. 7 БОЛЬШЕ НОВОСТЕЙ НА advgazeta.ru ИМЕННО СО СТОРОНЫ ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВА « В ЛИЦЕ ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ И ИХ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ НЕСУТ ДЛЯ ЛИЧНОСТИ И ДЛЯ ОБЩЕСТВА НАИБОЛЬШУЮ ОПАСНОСТЬ. fparf.ru fparf.ru Право или обязанность? Поддержать инициативу молодых 3 апреля Комиссия ФПА РФ по этике и стандартам рассмотрела проект разъяснения о применении профессиональных этических норм в ситуации, когда у адвоката имеются сведения, вызывающие некоторые сомнения в достоверности полученных им в целях представления суду документов или информации, оправдывающих доверителя, в том числе полученных от самого доверителя. Провел заседание президент ФПА РФ, председатель КЭС Юрий Пилипенко. При обсуждении проекта отмечалось, что адвокат безусловно исходит из презумпции достоверности документов и информации, представленных доверителем, и не проводит их дополнительной проверки. В то же время он не должен представлять суду заведомо сфальсифицированные документы. Но как быть, если у адвоката возникли этические сомнения относительно необходимости и возможности передачи судье каких-то документов, то есть у него нет абсолютной уверенности, что эти документы достоверны, но нет и оснований считать их недостоверными? Высказывались мнения, что в разъяснении следует, с одной стороны, минимизировать риски, которым может подвергнуться адвокат в связи с предоставлением документов, достоверность которых не подтверждена, а с другой – сопоставить теоретические вопросы этики и тактики защиты. Кроме того, как заметил первый вице-президент ФПА РФ Евгений Семеняко, «мы должны решительно сопротивляться попыткам лишить адвокатов права на сбор информации». Мнения по самому сложному вопросу: имеет ли адвокат право или он обязан представить документы и информацию суду (или иному официальному органу), если в их достоверности у адвоката есть сомнения, разошлись. КЭС решила продолжить работу над проектом документа и уточнить некоторые формулировки. Окончательный текст проекта разъяснения планируется подготовить к майскому заседанию Совета ФПА РФ. 4 апреля в ФПА РФ прошло совещание руководства ФПА РФ с президентами региональных адвокатских палат, посвященное учреждению Союза молодых адвокатов России, в котором участвовали президент ФПА РФ Юрий Пилипенко, первый вице-президент ФПА РФ Евгений Семеняко, исполнительный вице-президент ФПА РФ Андрей Сучков, вице-президенты ФПА РФ Светлана Володина и Алексей Галоганов, секретарь Совета ФПА РФ Сергей Гаврилов, сотрудники аппарата ФПА РФ. Посредством видео-конференц-связи в совещании приняли участие президенты 72 адвокатских палат. Президент ФПА РФ Юрий Пилипенко сообщил, что 19 апреля 2018 г. в Общественной палате РФ состоится учредительное собрание Союза молодых адвокатов России. Эту информацию опубликовала председатель Совета молодых адвокатов Московской области Александра Цветкова, добавив, что все желающие адвокаты в возрасте до 40 лет могут вступить в новую организацию. Юрий Сергеевич пояснил, что инициативная группа, выступившая с идеей создания СМА и занимающаяся подготовкой учредительного собрания, сформировалась после Первого Всероссийского конгресса молодых адвокатов в 2016 г. Познакомившись и обменявшись опытом на этой площадке, молодые адвокаты из различных субъектов РФ продолжили обсуждение общих проблем и на встрече в ФПА РФ 8 февраля 2018 г. приняли решение о создании Союза молодых адвокатов России. Президент ФПА РФ напомнил, что Второй Всероссийский конгресс молодых адвокатов пройдет 14–15 сентября 2018 г. в Этнографическом паркемузее «Этномир» (Калужская область). «Идея о консолидации молодых адвокатов хорошая, тем более что российская адвокатура, несомненно, помолодела: сейчас адвокаты в возрасте 30 лет составляют около одной пятой нашей корпорации», – считает Евгений Семеняко. Ряд президентов региональных палат также высказались в поддержку создания Союза молодых адвокатов России и советов молодых адвокатов в тех регионах, где таких организаций еще нет. КОРОТКО проблема ми правами, защитнику следует путем заявления соответствующих ходатайств суду задействовать оба указанных механизма с акцентом на нивелирование правовой значимости действий (бездействия), явившегося следствием допущенных злоупотреблений. Как злоупотребление процессом должны квалифицироваться, в частности, следующие действия стороны обвинения: – вызов защитника по назначению при наличии защитника по соглашению. При установлении злоупотребления полученные в отсутствие защитника по соглашению доказательства должны квалифицироваться стороной защиты как недопустимые; – предъявление «технических обвинений», не дающих возможности полноценной защиты от обвинительных утверждений; – искусственное завышение квалификации инкриминируемого деяния с целью «нужного» решения вопроса о мере пресечения; – затягивание следователем предоставления материалов дела в порядке ст. 217 УПК РФ при нахождении обвиняемого под стражей; – обещания, даваемые следователем «в обмен» на «нужные» показания, обман обвиняемого; – искажение показаний, даваемых свидетелем, при их изложении в протоколе допроса; – допрос адвоката-защитника с последующим его отводом в том случае, когда на адвоката распространялся иммунитет, предусмотренный ст. 56 УПК РФ, и адвокат фактически не давал показания; – так называемое чтение материалов дела, когда под видом представления доказательств в виде оглашения материалов уголовного дела государственный обвинитель оглашает «все подряд», создавая видимость наличия доказательств обвинения. Интерес представляет вопрос доказывания мотива злоупотреблений в действиях стороны обвинения. Например, защита может представить доказательства наличия у следователя или руководства следственного органа непроцессуального мотива дляначалауголовногопреследования. Такой интерес может быть как личным, так и иным. В подтверждение недобросовестного осуществления процессуальных прав защита может ссылаться также на то, что следователь нарушил свою обязанность по сбору доказательств, в том числе доказательств, оправдывающих обвиняемого, либо уничтожил доказательства. Известным примером успешного доказывания злоупотреблений, пользование в тексте жалобы оскорбительной лексики, нарушение обязанности хранить конфиденциальность по вопросу мирового соглашения, подачу жалобы с явно сутяжническими намерениями и т.п. Относительно последнего пункта необходимо пояснить, что под сутяжническими жалобами ЕСПЧ понимает неоднократно направляемые в Суд жалобы, повторяющие содержание тех жалоб данного участника, которые уже были признаны ЕСПЧ неприемлемыми. Таким образом, в данном случае применяются три критерия явной недобросовестности поведения участника: 1) неоднократность процессуального действия заявителя (в данном случае – подача жалобы); 2) отсутствие у заявителя новых аргументов 3) наличие ранее вынесенного решения суда по данному вопросу (дела «Migliore и другие против Италии»; «SimitziPapachristou и другие против Греции»). Кроме того, ЕСПЧ применяет концепцию «недобросовестного поведения заявителя» и при рассмотрении жалоб на нарушение разумных сроков судопроизводства в рамках ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Поведение обвиняемого, связанное со злоупотреблением правом, является одним из факторов, которые уменьшают или исключают ответственность государства за чрезмерную длительность процесса. При этом концептуально ЕСПЧ исходит из положения о том, что использование обвиняемым всего объема своих процессуальных прав не может служить основанием для применения в отношении стороны защиты каких-либо санкций. Наряду с этим выработано понятие «disruptive behavior», к формам проявления которого могут быть отнесены случаи неоднократного отложения судебного заседания в связи с неявкой защитников и без объяснения причин такой неявки, случаи использования нецензурной лексики в адрес участников процесса (см. дело «Sergey Denisov и другие против России»). Очевидно, что ни закон, ни прецедентное право не могут предусмотреть исчерпывающего перечня форм злоупотребления правом, что не исключает, однако, возможности выделения наиболее распространенных случаев таких злоупотреблений в целях обеспечения большей предсказуемости правоприменительной практики. Разумеется, должно существовать теоретическое и нормативное обоснование для применения судом определенных мер воздействия к тому участнику судебного разбирательства, который нарушает закон или продолжает совершать однотипные действия, затягивающие сроки разбирательства, при отсутствии какоголибо правового и фактического обоснования таких действий (нарушение процедуры судоговорения в суде присяжных путем сообщения присяжным об одних и тех же недопустимых доказательствах, заявление одинаковых ходатайств и отводов без приведения их фактологического обоснования и т.п.). Однако все указанные действия может осуществлять любой участник судебного процесса, включая государственного обвинителя, для оценки действий которого англо-американская концепция «abuse of process» вполне подходит. Вполне оправданным выглядит и предложение автора статьи об экстраполяции данной концепции для оценки законности действий должных лиц уголовного преследования на досудебных стадиях уголовного судопроизводства. Едва ли это предполагает необходимость существенного корректирования имеющихся уголовно-процессуальных санкций, но даже терминологически введение понятия «недобросовестного использования правомочий» для целей судебного контроля в отношении законности процессуальной деятельности органов предварительного расследования способно усилить потенциал такого контроля, уравновесить его возможности в отношении обеих сторон уголовного процесса. допущенных стороной обвинения, является дело знаменитого американского футболиста О.Дж. Симпсона (O.J. Simpson), обвиненного в убийстве. В этом деле сторона защиты сумела доказать наличие у собиравшего доказательства детектива расового мотива, который не исключал возможность злоупотреблений и фальсификаций при обнаружении им перчатки с кровью обвиняемого и убитых, а также следов крови вблизи жилища обвиняемого. *** Подытоживая сказанное, мы должны быть благодарны Верховному Суду РФ за высказанную им возможность, позволяющую стороне защиты, оставаясь в процессуальных рамках, говорить о реальных движущих силах, стоящих за расследованием многих уголовных дел. Частью защитительной позиции должно стать доказывание стороной защиты допущенных процессуальных злоупотреблений, недобросовестного отношения к расследованию дела и фатальных последствий этих явлений для справедливого судебного разбирательства. А сможем ли мы «зацепиться» за эту предпосылку, введенную Верховным Судом РФ, сможем ли представить доказательства допущенного злоупотребления процессом стороной обвинения, зависит от нас самих. Продолжение темы – в следующем номере. www.yourpress.ru 8 АДВОКАТСКАЯ ГАЗЕТА ТЕМА: этика использование адвокатом доказательств.