19.06.19.Исходя из обстоятельств спора. Об определении размера компенсации морального вреда.

Исходя из обстоятельств спора

Об определении размера компенсации морального вреда

Казакова Екатерина

Адвокат, член Совета АП Калининградской области
Материал выпуска № 11 (292) 1-15 июня 2019 года.

Автор данного отклика на статью Альберта Мингачева «Пострадавшие признаны потерпевшими» (см.: «АГ». 2019. № 11 (292)) не поддерживает предложение коллеги установить механизм определения размера компенсации морального вреда по аналогии с размерами санкций, применяемых в административном и уголовном законодательстве, подчеркивая, что законодатель изначально индивидуализировал подход к определению размера данной компенсации.

Автором статьи поднят вопрос, актуальность которого не утрачивается уже много лет. Альберт Мингачев обоснованно указывает, что судебная практика рассмотрения дел о взыскании компенсации морального вреда довольно противоречивая, особенно в части, касающейся взыскания в пользу родителей компенсации морального вреда, причиненного страданиями их ребенка.

Анализ судебной практики показывает, что суд исходит как из прямого толкования ст. 151 ГК РФ, в которой речь идет о том, что моральный вред (физические или нравственные страдания) причинен действиями, нарушающими личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие нематериальные блага конкретному гражданину, так и из расширенного толкования, полагая, что родителям так же нанесен моральный вред.

Так, в решении Снежинского городского суда Челябинской области от 26 сентября 2012 г. по делу № 2-720/2012 суд, понимая безусловные нравственные страдания родителей в связи с причиненной ребенку травмой одного из жизненно важных органов, вместе с тем считает, что указанной выше нормой предусмотрена компенсация морального вреда за перенесенные нравственные и физические страдания лица, которому непосредственно был причинен вред здоровью.

В решении Пятигорского городского суда Ставропольского края от 5 июня 2015 г. по делу № 2-2188/2015 суд пришел к выводу о взыскании компенсации морального вреда в пользу отца и матери пострадавшего ребенка, которым причинены нравственные страдания, выразившиеся в переживаниях за состояние здоровья малолетнего сына в связи с тяжелой травмой, в отсутствии возможности вести обычный образ жизни, трудовую деятельность в связи с необходимостью длительного ухода за сыном. Судом установлено наличие причинно-следственной связи между повреждением здоровья несовершеннолетнего и нарушением личных неимущественных прав его родителей, а, следовательно, и между страданиями законных представителей и действиями ответчика, в результате которых здоровью ребенка причинен тяжкий вред. Факт причинения вреда здоровью ребенка и связанные с этим его физические и нравственные страдания, безусловно, приводит и к нравственным страданиям его родителям, поскольку «этот вред является опосредованным, т.е. причиненным через призму страданий несовершеннолетнего сына».

Решением Центрального районного суда г. Калининграда от 7 июня 2016 г. по делу № 2-1007/2018 суд удовлетворил требования родителей о взыскании компенсации морального вреда как в пользу несовершеннолетнего, так и в пользу родителей. Суд пришел к выводу о том, что в связи с причинением вреда здоровью несовершеннолетнему М.С. Блинову по вине несовершеннолетнего Я.В. Егорова ему был причинен моральный вред, выразившийся в перенесенных физических и нравственных страданиях, а его родителям – В.Е. Блиновой и С.А. Блинову был причинен моральный вред в результате нравственных страданий из-за данного случая. Определяя размер подлежащей взысканию с ответчика в пользу истцов компенсации морального вреда, суд учел установленный в судебном заседании факт наличия вины Я.В. Егорова в данном происшествии, степень и характер физических и нравственных страданий ребенка, степень и характер нравственных страданий его родителей, обстоятельства дела, непринятие опекуном Я.В. Егорова каких-либо мер, чтобы загладить причиненный вред и принести извинения потерпевшему, требования разумности и справедливости.

Таким образом, Альберт Мингачев верно полагает, что разъяснение высших судебных инстанций относительно круга лиц, к которому может применяться ст. 151 ГК РФ, целесообразно и необходимо для формирования единых подходов в решении аналогичных судебных споров.

Однако нельзя согласиться с предложением автора об установлении механизма определения размера компенсации морального вреда по аналогии с размерами санкций, применяемых в административном и уголовном законодательстве, с целью определения нижнего и верхнего предела ответственности.

По моему мнению, применение подобной аналогии противоречит смыслу ст. 1101 ГК РФ, согласно которой при определении размера компенсации вреда должны учитываться требования разумности и справедливости, а характер физических и нравственных страданий оценивается судом с учетом фактических обстоятельств, при которых был причинен моральный вред, и индивидуальных особенностей потерпевшего. Таким образом, законодатель изначально индивидуализировал подход к определению размера компенсации морального вреда. Полагаю, именно это обусловливает неоднозначность судебных решений и разброс взыскиваемых сумм.

Как разъяснил Конституционный Суд РФ в определении от 15 июля 2004 г. № 276-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Веретенниковой Анны Александровны на нарушение ее конституционных прав пунктом 2 статьи 1101 Гражданского кодекса Российской Федерации», само по себе использование в оспариваемой норме таких оценочных понятий, как «разумность» и «справедливость», в качестве требования, которым должен руководствоваться суд при определении размера компенсации морального вреда, «не свидетельствует о неопределенности содержания данной нормы и не приводит к какому-либо неравенству при ее применении, поскольку названное правовое предписание не препятствует возмещению морального вреда гражданину в случаях, предусмотренных законодательством. Кроме того, применяя общее правовое предписание к конкретным обстоятельствам дела, судья принимает решение в пределах предоставленной ему законом свободы усмотрения, что не может рассматриваться как нарушение каких-либо конституционных прав и свобод гражданина».

Представляется нецелесообразным и излишним признание законодателем и введение в оборот дефиниции «нормальные семейные отношения», поскольку в рамках действующего законодательства суд вправе их определять, исходя из обстоятельств конкретного спора.