Достоверность доказательств под О модели поведения барристера с доказательствами и ее значении для отечественной правоприменительной практики

Сергей Купрейченко К.Ю.Н., АДВОКАТ МОСКОВСКОЙ КОЛЛЕГИИ АДВОКАТОВ «КАГАНЕР И ПАРТНЕРЫ»

В настоящей статье рассмотрена проблема допустимости предоставления адвокатом доказательств в суд, когда адвокату очевидна недостоверность полученных от доверителя доказательств либо когда он сомневается в их достоверности. Приводится опыт Великобритании в области профессиональной этики барристеров с целью определения его значения для российской правоприменительной практики. Сформулировано, какие преграды существуют у нас для внедрения рассмотренных правил поведения адвоката при доказывании. Одним из актуальных вопросов адвокатской деятельности является этика использования адвокатом доказательств в судопроизводстве. На протяжении длительного времени адвокатское сообщество активно борется за расширение своих полномочий по доказыванию. Однако следует принимать во внимание, что доказательства формируют материю, которая нередко определяет исход дела. Это означает, что расширение полномочий адвоката должно быть сопряжено с его повышенной ответственностью, юридической и моральной за предоставляемую суду информацию. Наиболее конкретно проблематика обращения адвоката с доказательственной информацией в настоящее время сформулирована в запросе президента Федеральной палаты адвокатов РФ Юрия Пилипенко в адрес Комиссии ФПА РФ по этике и стандартам. Существо постановленных вопросов затрагивает проблемы допустимости предоставления адвокатом доказательств в суд или в иные органы, когда адвокату очевидна недостоверность полученных от доверителя доказательств либо когда он сомневается в их достоверности. Подобные вопросы порождают как известные судебной практике случаи привлечения адвокатов к уголовной ответственности за преступления против правосудия, так и незаконные попытки использовать обвинения в подобных преступлениях в качестве инструмента преследования адвокатов за их профессиональную деятельность. БАЗОВЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ЗАКОНА Некоторыми специалистами отмечается несовершенство положений подп. 3 и 6 п. 4 ст. 6 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» (далее – Закон об адвокатуре) и ч. 7 ст. 49 УПК РФ. Для проверки такого мнения, а также для определения целесообразности и существа возможных дополнений необходимо прояснить, действительно ли подп. 3 и 6 п. 4 ст. 6 Закона об адвокатуре и ч. 7 ст. 49 УПК РФ ставят адвоката перед моральным выбором: нарушить установленные в этих нормах запреты или участвовать в преступлениях против правосудия? Следует учитывать, что согласно подп. 1 п. 1 ст. 7 Закона об адвокатуре адвокат обязан «честно, разумно и добросовестно отстаивать права и законные интересы доверителя всеми не запрещенными законодательством Российской Федерации средствами». Более того, п. 1 ст. 10 КПЭА устанавливает: «Закон и нравственность в профессии адвоката выше воли доверителя. Никакие пожелания, просьбы или требования доверителя, направленные к несоблюдению закона или нарушению правил, предусмотренных настоящим Кодексом, не могут быть исполнены адвокатом». Эти формулировки являются красноречивым подтверждением того, что закон в действительности ни при каких обстоятельствах не позволяет адвокату действовать во исполнение незаконной воли доверителя, участвуя, например, в фальсификации доказательств. В случае если адвокат получил от доверителя поручение, противоречащее требованиям закона, он не вправе его исполнять. Если же поручение доверителя является законным, адвокат не вправе его исполнять незаконными способами. Таким образом, базовые положения закона не вызывают нареканий, что, впрочем, не снимает задачи его совершенствования. Дело в том, что указанные нормы эффективны лишь в тех случаях, когда незаконность воли или незаконность способа исполнения не вызывают сомнений и очевидны не только для адвоката, но и для правоприменителей, от которых зависит наступление профессиональной ответственности адвоката. В практике гораздо чаще возникают ситуации, когда у адвоката имеются обоснованные в большей или меньшей степени подозрения в том, что незаконны либо воля доверителя, либо предлагаемый способ ее исполнения, либо и то и другое. Это может касаться самых разных аспектов адвокатской деятельности, но как было отмечено выше, наибольшее влияние на исход дела оказывает именно процесс доказывания. В этой области проблема определения модели поведения адвоката в подобных пограничных ситуациях стоит особенно остро. Вышеупомянутые вопросы носят универсальный характер и не ограничены лишь российской спецификой. ОПЫТ ВЕЛИКОБРИТАНИИ: ТРЕБОВАНИЯ К БАРРИСТЕРУ Изучение иностранного опыта показывает, что профессиональная этика барристеров Великобритании не только поднимает эти вопросы, но формулирует на них свои ответы. Для того чтобы прояснить их суть, а также определить их значение для российской правоприменительной практики, ниже будут рассмотрены некоторые требования к поведению барристера, которые наиболее относимы к проблемам поведения адвоката в процессе доказывания. Прежде всего необходимо обратить внимание на то, что британский Кодекс поведения барристера (далее – Кодекс)1 закрепляет его обязанность соблюдать свой долг перед судом при отправлении правосудия. Эта обязанность указана первой в числе основополагающих обязанностей барристера, что в значительной степени задает тон всем дальнейшим требованиям к его поведению в суде, а в частности – в процессе доказывания. Обязанности барристера перед судом носят приоритетный характер. Кодекс также перечисляет ожидаемые результаты соблюдения его требований, которые, по сути, являются основными задачами этого законодательного акта. В их числе указываются: возможность суда полагаться на информацию, предоставленную ему теми, кто ведет судебные процессы, и барристерами, которые предстают перед ним; надлежащее отправление правосудия; уверенность общества в отправлении правосудия и в тех, кто способствует этому. Вполне типичной для такого рода кодексов является задача защиты интересов клиента. Однако крайне важно, что она сообразна требованиям Кодекса только в том случае, если она совместима с прочими обязанностями. Еще одним результатом реализации требований Кодекса является то, что как те, кто предстают перед судом, так и клиенты, ясно понимают пределы обязанностей перед судом барристеров и тех, кто осуществляет ведение судебных процессов, а также обстоятельства, при которых обязанности перед судом получают приоритет над обязанностями перед клиентами. Это положение отражает тот факт, что порой добросовестная деятельность адвоката может вызывать неприятие у клиента, ошибочно понимающего суть адвокатского долга. Во избежание возможных претензий адвокат должен иметь возможность мотивированно разъяснить клиенту причины, по которым его воля не является для него абсолютной максимой. Не менее интересны и специфические правила взаимоотношения барристера с судом. В частности, барристер не вправе вводить суд в заблуждение умышленно или по неосторожности. Недопустимость введения суда в заблуждение является также предметом отдельной группы дополнительных требований. Так, барристеру запрещается давать объяснения, делать утверждения и другие заявления, а также задавать вопросы, основанные на информации, о недостоверности которой ему известно или сообщено. Не следует также вызывать для дачи показаний свидетеля, подавать аффидавиты или заявления свидетелей суду, относительно которых барристеру известно или сообщено, что они неправдивы или вводят в заблуждение. Сделать это можно только в том случае, если барристер сообщит суду об истинном положении, известном ему или о котором его проинформировали. При этом введением суда в заблуждение исходя из положений Кодекса будет являться также и соучастие барристера во введении суда в заблуждение, осуществляемым другим лицом. Заведомым введением суда в заблуждение признается даже непреднамеренное введение в заблуждение суда, если барристер впоследствии, понимая, что сделал это, не предупреждает о данном факте суд. Вместе с тем обязательства действовать в наилучших интересах клиента не прекращаются лишь по той причине, что барристер сомневается в том, что факты таковы, какими их представляет клиент или как о них заявляет сам барристер, если он при этом не вводит суд в заблуждение. Если барристер уведомляет суд об имеющейся у него информации, порождающей сомнения в достоверности показаний свидетеля, то, представляя суду такие показания, он не вводит суд в заблуждение. Весьма любопытно разрешение в Кодексе вопроса о раскрытии конфиденциальной информации, полученной от клиента. www.yourpress.ru № 8 (265) АПРЕЛЬ 2018 г. 9 БОЛЬШЕ НОВОСТЕЙ НА advgazeta.ru СЛЕПОЕ СЛЕДОВАНИЕ ЗАРУБЕЖНОЙ « ПРАКТИКЕ, ЗАЧАСТУЮ НЕ УЧИТЫВАЮЩЕЙ ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ПРАВОВЫХ ИНСТИТУТОВ, ВСЕГДА ЧРЕВАТО ТЕМ, ЧТО ПРЕДЛАГАЕМЫЕ ПРОЦЕДУРНЫЕ МЕХАНИЗМЫ ЛИБО НЕ БУДУТ СПОСОБСТВОВАТЬ ДОСТИЖЕНИЮ ПРЕДПОЛАГАЕМОГО РЕЗУЛЬТАТА, ЛИБО ОКАЖУТСЯ НЕДОСТАТОЧНО ЭФФЕКТИВНЫМИ. этика сомнением С одной стороны, отмечается, что обязательства перед судом не допускают и не требуют раскрытия конфиденциальной информации, которую он получил в процессе общения с доверителем и которую доверитель не разрешил раскрывать суду. С другой стороны, Кодекс требует соблюдать одновременно как это правило, так и нормы о недопустимости вводить суд в заблуждение. В общих чертах этот вопрос разрешается следующим образом. Если существует риск того, что суд будет введен в заблуждение, когда барристер не раскроет конфиденциальную информацию, которую он узнал от доверителя, барристер должен попросить у клиента разрешение на ее раскрытие суду. Если клиент отказывается санкционировать раскрытие информации, барристер должен отказаться исполнять поручение и вернуть свои полномочия. В такой ситуации барристер не должен раскрывать суду информацию. Таким образом, Кодекс дает вполне оформленные ответы на приведенные выше вопросы. 1. Критерием выбора модели поведения барристера с доказательствами является не его субъективная оценка той или иной информации как достоверной, а также не степень его сомнений в достоверности. Определяющей основой его поведения являются факты заведомой осведомленности или получения информации о недостоверности доказательства. Важность этого положения сложно переоценить, поскольку такие субъективные категории, как степень сомнения, крайне плохо поддаются доказыванию, а равно и опровержению. Этого нельзя сказать о фактах получения информации. 2. В тех случаях, когда информация о недостоверности доказательства барристером была получена, он не вправе представлять суду такие доказательства, если не уведомит суд об имеющейся у него информации, ставящей под сомнение достоверность доказательства. 3. Если доверитель возражает против раскрытия соответствующей конфиденциальной информации, барристер не вправе представлять суду такие сомнительные доказательства, но обязан отказаться от исполнения поручения и вернуть полномочия. 4. Если доверитель одобряет предоставление барристером доказательств с соответствующим уведомлением суда о сомнениях, барристер обязан это сделать. 5. Барристер обязан по поручению доверителя обосновывать достоверность доказательств, в которых он сомневается, сообщив тем не менее суду об имеющихся сомнениях, однако барристер не вправе обосновывать перед судом достоверность доказательств, о недостоверности которых ему известно или сообщено. Следует отметить, что слепое следование зарубежной практике, зачастую не учитывающей особенности развития отечественных правовых институтов, всегда чревато тем, что предлагаемые процедурные механизмы либо не будут способствовать достижению предполагаемого результата, либо окажутся недостаточно эффективными. В связи с этим целесообразно обратиться к нормам российского законодательства и определить, насколько вышеприведенные положения применимы для решения задач, стоящих перед российской адвокатурой. ПРЕПЯТСТВИЯ ДЛЯ ЗАИМСТВОВАНИЯ Наиболее очевидными препятствиями на пути к внедрению вышеуказанных правил поведения являются запрет на отказ от принятой на себя защиты, а также обязательство адвоката честно, разумно и добросовестно отстаивать права и законные интересы своего доверителя всеми не запрещенными законом средствами. Вместе с тем проблемы, порождаемые этими положениями, едва ли являются непреодолимыми. Во-первых, наиболее общие идеи, заложенные в Кодекс поведения барристера, вполне сообразны задачам российского правосудия. Так, например, следует признать, что никакие нормы отечественного законодательства не могут поощрять ни введение суда в заблуждение, ни представление ему сфальсифицированных доказательств. Требования честности, добросовестности и разумности в процессе отправления правосудия должны обеспечиваться с особой тщательностью. Необходимость осуществления деятельности адвоката не только в интересах доверителя, но и в интересах правосудия полностью соответствует демократическим ценностям правового государства. Это подтверждается и позицией ЕСПЧ, который неоднократно отмечал, что «особый статус адвокатов ставит их в центральное положение при отправлении правосудия как посредников между обществом и судом. <…> Принимая во внимание ключевую роль адвокатов в этой области, логично ожидать, что они будут способствовать надлежащему отправлению правосудия и тем самым поддерживать доверие общества в этой сфере»2. Кроме того, и в нынешнем своем состоянии законодательство РФ карает преступления против правосудия, прямо предусматривая, например, уголовную ответственность за фальсификацию доказательств (ст. 303 УК РФ). Что же касается запрета на отказ от принятой на себя защиты по уголовным делам, то столкнувшийся с незаконной волей доверителя адвокат может разъяснить своему подзащитному сложившуюся ситуацию и продолжить защиту теми способами, которые не запрещены законом, не ссылаясь на доказательства, о недопустимости которых ему известно. Равным образом адвокат будет обязан отказаться от любых других незаконных поручений. Если критерием осведомленности адвоката о недостоверности доказательства или о ложности показаний свидетеля будет являться не предположение, а полученная им информация, адвокат также сможет защитить себя от попыток необоснованно привлечь его к дисциплинарной ответственности, имея возможность в рамках самозащиты сослаться на соответствующие обстоятельства и доказать факт получения этой информации. Более того, в случае закрепления соответствующих положений в законе или стандартах адвокат всегда сможет обосновать перед доверителем свою позицию о недопустимости тех или иных действий. Таким образом, сложности применения предлагаемых в Кодексе барристеров механизмов лежат не в плоскости законодательной техники. Гораздо более существенной видится проблема, затрагивающая особенности российской правоприменительной практики. Содержание положений Кодекса барристера создает четкую картину безоговорочного доверия суду. Это означает, что и доверитель, убежденный в независимости и беспристрастности суда, будет принимать решение о раскрытии суду той или иной информации, порождающей сомнения в достоверности доказательств, с гораздо большей вероятностью. С меньшей вероятностью и барристер будет подвергнут порицанию за свое желание раскрыть суду информацию, имеющую значение для дела. Однако согласно исследованиям, проведенным в странах ОЭСР и кандидатах, уровень институционального доверия к судебной системе в Великобритании существенно выше, чем в Российской Федерации3 . Разумеется, это лишь генерализированная оценка, однако именно она в данном случае является релевантной. Адвокат в условиях низкого доверия к судебной системе воспринимается обществом не только как процессуальная фигура, но и как редкий союзник в борьбе с произволом. По этой причине любые, даже вполне разумные, предложения о предоставлении суду информации, полученной от доверителя, а также о праве адвоката отказаться действовать в интересах доверителя в тех или иных спорных ситуациях могут вызвать в обществе болезненную реакцию. Нельзя забывать и о многочисленных процессуальных нарушениях, характерных для отечественной правоприменительной практики4. В этих условиях нормы о необходимости предоставления суду максимального объема информации могут стать объектом злоупотреблений. Например, адвокату могут намеренно сообщать ложную информацию, которая будет ставить под сомнение те или иные доказательства. Нельзя исключать также превратное или расширительное истолкование правоприменителями любых сомнений в достоверности доказательств, которыми адвокат поделится с судом. ВЫВОДЫ Таким образом, внедрению вышеупомянутых положений должны предшествовать борьба со злоупотреблениями, повышение уровня правовой культуры и укрепление доверия общества к судебной системе. Поспешные же действия в этом направлении, наоборот, могут не только стать причиной роста числа правонарушений, но и повлечь снижение общего уровня доверия к адвокатам и институту адвокатуры в целом. Учитывая, что доверие к профессии адвоката провозглашается как одна из основных ценностей едва ли не в каждом кодексе профессиональной этики стран Европы, продвигаться в этом направлении следует крайне осторожно, уделив, прежде всего, пристальное внимание критериям оценки допустимости представленных суду доказательств. Нелишним будет и детальный анализ содержания понятия «введение в заблуждение», поскольку оно явно не исчерпывается лишь случаями предоставления недостоверных доказательств, охватывая, по всей видимости, также и представление достоверных доказательств в подтверждение заведомо не соответствующего действительности утверждения. 1 Руководство Совета по стандартам барристеров (ред. 02.2018). С. 19–89 // https://www. barstandardsboard.org.uk/ media/1918141/bsb_handbook_1_ february_2018.pdf 2 Постановление ЕСПЧ по жалобе Никула против Финляндии от 21 марта 2002 г. № 31611/96, § 46. 3 http://www.oecd.org/governance/ public-governance-a-matter-of-trust.htm 4 Статистика ЕСПЧ (1959–2016) // http://echr.coe.int/Documents/ Stats_violation_1959_2016_ENG.pdf