Президиум Верховного Суда утвердил Обзор судебной практики ВС № 2 (2025), содержащий помимо прочего семь правовых позиций Судебной коллегии по уголовным делам.
Так, Верховный Суд в п. 27 указал, что содействие другому лицу в совершении им изнасилования и насильственных действий сексуального характера, оказанное осужденной путем применения физического насилия к потерпевшей, правильно квалифицировано как соисполнительство в этих преступлениях (Определение № 45-УД23-21-А2).
Старший партнер адвокатского бюро LOYS Дмитрий Корешников отметил, что данный пункт обзора на конкретном примере в очередной раз повторил давно сложившуюся практику вменения простого соучастия по преступлениям данной категории, который был закреплен еще в 2014 г. в абз. 2 п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда от 4 декабря 2014 г. № 16 «О судебной практике по делам о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности».
В п. 28 документа разъясняется, что отсутствие признака злостности при неисполнении вступившего в законную силу судебного решения исключает привлечение к уголовной ответственности по ст. 315 УК РФ (Определение № 51-УД23-2-К8).
По мнению адвоката Мартина Зарбабяна, Верховный Суд справедливо напоминает, что уголовная ответственность наступает лишь за злостное неисполнение судебного акта. Например, пояснил он, если лицо принимало определенные меры по исполнению судебного решения, то неисполнение нельзя будет считать злостным. «Очевидно, что при отсутствии признаков злостности не может наступать уголовная ответственность. Такую позицию нельзя назвать новой, так как она уже давно закреплена на уровне не только судебной практики, но и доктрины уголовного права. Приведенный случай скорее можно назвать частной ошибкой, допущенной нижестоящей инстанцией при квалификации действий обвиняемого, нежели системной проблемой при толковании уголовного закона», – отметил эксперт.
Мартин Зарбабян полагает, что указанное определение должно стать ориентиром для правоприменителя, в том числе для правоохранительных органов при квалификации тех или иных действий граждан в качестве злостного неисполнения решения суда. «Остальные позиции раздела, касающиеся вопросов квалификации, также представляются вполне логичными и последовательными, а главное, уже не раз нашедшими отражение в судебной практике», – указал адвокат.
Дмитрий Корешников отметил, что ВС, рассматривая уголовное дело по ст. 315 УК, обратил особое внимание на необходимость установления «злостности» при неисполнении судебного решения, и на конкретном примере показал, в каких случаях злостность будет отсутствовать. «Изучив материалы дела, Верховный Суд отменил обвинительный приговор и все последующие решения и прекратил дело по ст. 315 УК, так как при их вынесении не были учтены ряд важных обстоятельств. Так, нижестоящими судами не были надлежащим образом проверены доводы защиты о том, что заключение должностным лицом организации-должника договора уступки права требования дебиторской задолженности имело объективную необходимость и не преследовало цели уклонения от исполнения решения арбитражного суда. Также суды необоснованно проигнорировали доказательства принятия осужденным мер к исполнению судебного акта. Кроме того, Верховный Суд, прекращая дело по реабилитирующему основанию, учел непродолжительность периода, прошедшего после предъявления судебным приставом-исполнителем требований о погашении задолженности по исполнительному листу, – с момента предъявления и до момента увольнения данного должностного лица из организации-должника прошло менее месяца», – указал адвокат.
«Вызывает оптимизм позиция Верховного Суда, поддержавшего позицию стороны защиты о недоказанности умысла в совершении преступления, предусмотренного ст. 315 УК, при применении диспозиции данной статьи к отношениям, связанных с участием так называемых социально значимых хозяйствующих объектов», – указал адвокат АК «Рязанцев Лигал Групп» Александр Рязанцев.
Он пояснил: уязвимость деятельности данных субъектов обусловлена тем, что их доходы поступают от единого и зачастую проблемного источника, как в данном случае от населения за услуги в сфере ЖКХ, которое не всегда добросовестно относится к своим обязательствам. В свою очередь, хозяйствующему субъекту приходится платить своим контрагентам за услуги, чтобы обеспечить их бесперебойное оказание населению. При этом, как правило, данные контрагенты, относящиеся к сфере естественных монополий, не делают никаких преференций хозяйствующему субъекту ввиду недобросовестности конечных потребителей. Таким образом, зачастую руководители таких хозяйствующих субъектов, изыскавшие способы оплатить услуги этих контрагентов минуя исполнительное производство, оказываются фигурантами дел по признакам ст. 315 УК, а также схожих дел по признакам ст. 199.2 УК (сокрытие денежных средств и имущества, за счет которых должно производится взыскание).
Как отметил Александр Рязанцев, данный прецедент обращает внимание судов на то, что при рассмотрении таких дел надо тщательно исследовать причины, по которым руководитель организации был вынужден осуществлять финансовые операции, минуя процедуры по взысканию, а также выяснять, какие меры принимались при этом должником для погашения соответствующей задолженности. «Как указал ВС, в приговоре суда не приведены доказательства, которые свидетельствовали бы об умышленном заключении П. договора уступки права требования дебиторской задолженности с целью неисполнения вступившего в законную силу решения. При этом суд сослался на показания П., который пояснял, что не имел умысла уклониться от исполнения судебного решения: он лично обращался к администрации как к солидарному должнику с просьбой изыскать денежные средства на погашение задолженности по судебному решению перед АО “А.”, поскольку договор был заключен сторонами в рамках исполнения муниципального контракта на энергосбережение для нужд администрации, а предприятие в то время испытывало финансовые трудности, связанные с необходимостью выполнения долговых обязательств перед контрагентом – поставщиком угля для нужд населения муниципального образования, а также выплатой зарплаты работникам предприятия, закупкой необходимого оборудования, в том числе приобретением горюче-смазочных материалов и запасных частей, без которых невозможно было оказать надлежащие услуги гражданам по тепло- и водоснабжению, а также вывозу бытовых отходов», – пояснил адвокат.
Исходя из п. 29 незаконное производство наркотических средств, совершенное организованной группой, квалифицируется как соисполнительство без ссылки на ст. 33 УК РФ независимо от роли соучастников в этом преступлении (Определение № 38-УД23-4-А1).
Дмитрий Корешников пояснил, что данный пункт посвящен ответственности соучастника незаконного производства наркотических средств: «ВС в очередной раз указал, что участник организованной группы вне зависимости от того, что он выполняет лишь пособническую роль (в данном случае осужденный не производил наркотики, но возил на автомобиле непосредственного “изготовителя” и предоставил ему помещение), отвечает как соисполнитель без ссылки на ч. 5 ст. 33 УК». Адвокат заметил, что данная позиция Верховным Судом формулировалась и ранее применительно как к этим, так и к иным преступлениям (п. 28 Постановления Пленума Верховного Суда от 30 ноября 2017 г. № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» и др.).
В п. 30 обзора Судебная коллегия по уголовным делам отметила, что действия по организации убийства, вызванные желанием осужденного завладеть фирмой, фактически принадлежавшей потерпевшему, и получать всю прибыль от коммерческой деятельности, верно квалифицированы по ч. 3 ст. 33, п. «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ как организация убийства из корыстных побуждений, по найму (Определение № 53-УД23-5-А5).
По мнению Дмитрия Корешникова, здесь приведено определение Верховного Суда, которое нельзя назвать однозначным. Он пояснил, что ВС признал законным осуждение лица по ч. 3 ст. 33, п. «з» ч. 2 ст. 105 УК за организацию убийства, совершенного одновременно и из корыстных побуждений, и по найму. «Указание двух признаков из п. “з” обусловлено тем, что мотивом склонения другого лица к убийству по найму являлось желание завладеть фирмой потерпевшего. В своей кассационной жалобе осужденный просил исключить квалифицирующий признак “из корыстных побуждений”, но судом ему в этом было отказано. В итоговой квалификации у исполнителя только один признак (“по найму”), а у организатора два (“корыстные побуждения”, “по найму”), притом что отсутствовал эксцесс исполнителя. Такой подход нельзя назвать бесспорным», – считает адвокат.
Ссылаясь на п. 11 Постановления Пленума ВС от 27 января 1999 г. № 1 «О судебной практике по делам об убийстве» Дмитрий Корешников напомнил: в нем говорится о том, что лицо, организовавшее убийство за вознаграждение, несет ответственность по ч. 3 ст. 33 и п. «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ. «При этом данное постановление Пленума не требовало отдельного учета мотивов и целей организатора при убийстве. Такой подход соответствовал учению о соучастии, согласно которому действия подстрекателя (организатора), который склонил другое лицо к совершению убийства путем подкупа, должны быть квалифицированы как соучастие в том преступлении, которое совершил исполнитель, и организатор должен отвечать за те мотивы, которые внушил исполнителю. Однако обзор говорит о необходимости при квалификации действий организатора учитывать наряду с мотивом исполнителя (желание получить материальное вознаграждение) и личный мотив организатора убийства», – отметил он.
В п. 31 Судебная коллегия пояснила, что суд обоснованно отверг как доказательство по делу представленное стороной защиты заключение специалиста, поскольку оно, вопреки требованиям УПК РФ, сводилось исключительно к оценке заключений ранее проведенных по делу судебных экспертиз. При этом сторона защиты не была лишена возможности с учетом суждений, высказанных специалистом, приводить суду доводы, опровергающие оспариваемые экспертные заключения, обосновывать ходатайства о назначении дополнительной экспертизы (Определение № 5-УД23-13-К2).
Мартин Зарбабян отметил, что суды зачастую не принимают в качестве доказательств заключения специалистов, приводя доводы, аналогичные тем, что указаны Верховным Судом в обзоре. Он пояснил: ключевым для правоприменительной практики является тезис высшей судебной инстанции о том, что полномочия на оценку экспертных заключений и проведение схожих с экспертизой исследований у специалиста не имеются. «Такая трактовка процессуальной роли специалиста, вне всякого сомнения, де-факто лишает сторону защиты возможности использования заключений специалиста для опровержения выводов судебной экспертизы. Хотя уже давно в правоприменительной практике у судов сформировался преимущественно критический подход к заключениям специалистов, которые содержат в себе различные оценки экспертиз, проведенных в рамках расследуемого уголовного дела. То что у оправданного по ст. 210 УК и одновременно осужденного по этому же приговору за совершение другого преступления в составе организованной группы не возникает право на реабилитацию, было сказано еще в Обзоре судебной практики ВС № 3 (2020) от 25 ноября 2020 г. В данном случае Верховный Суд, следуя такой логике, посчитал важным обратить внимание судов нижестоящих инстанций на допустимость взыскания с осужденного процессуальных издержек в полном объеме», – указал адвокат. Он полагает, что такой подход, вероятно, найдет не только сторонников, но и противников среди профессионального сообщества, но, во всяком случае, будет всецело приниматься нижестоящими инстанциями.
Дмитрий Корешников обратил внимание на то, что в данном пункте содержится оценка представляемых защитой заключений специалистов, содержащих рецензии на проведенные по делу экспертизы. Верховный Суд, заметил адвокат, однозначно указал, что данные заключения специалистов таковыми по смыслу УПК не являются и не могут быть использованы в качестве доказательств, а в качестве аргумента своего категоричного суждения Суд сослался на то, что ст. 58, 164, 168 и 270 УПК не предусматривают такое полномочие специалиста, как оценка экспертных заключений.
«Ранее аналогичную позицию неоднократно высказывал и Конституционный Суд в своих определениях. Данный подход высших судов вызывает сожаление, так как этим существенно ограничиваются возможности защиты в отстаивании интересов доверителей. Формальный подход в данном вопросе может входить в противоречие с принципом свободы оценки доказательств (ст. 17 УПК) и обязанностью суда обеспечить обвиняемого возможностью защищаться всеми не запрещенными законом способами и средствами (ст. 16 УПК). По факту защиту лишают возможности привлекать стороннего специалиста для оценки обоснованности суждений другого специалиста, который участвует в деле в качестве эксперта. Как при таких обстоятельствах оценивать научную обоснованность заключения эксперта – неясно», – указал адвокат.
Вместе с тем, как считает Дмитрий Корешников, такая позиция Верховного Суда может иметь и положительное для защиты значение. «ВС указал на недопустимость подмены заключения эксперта заключением специалиста. На практике следователи нередко осуществляют такую подмену, с тем чтобы избежать обязанности по ознакомлению стороны защиты с постановлением о назначении экспертизы. Теперь, столкнувшись с таким на практике, можно со ссылкой на п. 31 обзора утверждать о незаконности подобных действий следствия», – отметил он.
«Если говорить об анализируемом документе в общем, то обзоры ВС как формы фиксации правовых позиций совершенно справедливо многими специалистами воспринимаются в качестве одних из наиболее эффективных, поскольку на примере конкретного казуса разъясняют нормы права и направляют практику в сторону единообразия и позитивной предсказуемости», – заключил Мартин Зарбабян.