Разъяснения не нужны

С точки зрения автора комментария к статье Овагима Арутюняна «Одной лишь угрозы недостаточно» (см.: «АГ». 2019. № 19 (300)), диспозиция ст. 119 УК РФ и ее первой части содержит достаточно недвусмысленные формулировки. Кроме того, в одном из определений Конституционного Суда РФ четко названы признаки, при наличии которых можно говорить о совершении лицом преступления, предусмотренного этой статьей. Поэтому какие-то ни было дополнительные разъяснения не нужны.

К уголовной ответственности по ч. 1 ст. 119 УК РФ граждане привлекаются, на мой взгляд, в основном в случаях так называемого бытового насилия, когда конфликты в семье либо среди соседей разрешаются посредством взаимных оскорблений, угроз и рукоприкладства. Эти конфликты имеют «давние корни», являются затяжными, неоднократными и зачастую заканчиваются именно на этапе взаимных оскорблений и угроз.

В плоскость уголовного судопроизводства подобные конфликты зачастую перетекают только тогда, когда терпение одной из сторон (потенциального потерпевшего) иссякает. Вспоминая старые обиды и неразрешенные противоречия, не видя для себя иного выхода, стремясь наказать обидчика за причиненные моральные и физические страдания, потерпевшая сторона обращается в правоохранительные органы и в суд для наказания обидчика.

Не могу не согласиться с автором статьи по поводу его высказывания о наболевших проблемах уголовного судопроизводства в России, в результате которых обвиняемый вынужден соглашаться на прекращение уголовного преследования по нереабилитирующим основаниям. Об обвинительном уклоне российского правосудия сегодня не говорит только ленивый. При этом судебная система сама дает основания для подобных утверждений, о чем свидетельствует судебная статистика, красноречиво озвучивающая количественное и процентное соотношение обвинительных и оправдательных приговоров. Заявления председателя СК России А.И. Бастрыкина, связывающего мизерное количество оправдательных приговоров с возросшим качеством предварительного расследования, ничего, кроме скептической улыбки, вызвать не могут.

Вместе с тем хочется поспорить с уважаемым коллегой по поводу необходимости «вмешательства» со стороны высшей судебной инстанции (как я понимаю, речь в данном случае идет о Верховном Суде РФ) «путем дачи четкого и недвусмысленного разъяснения для нижестоящих судов».

Диспозиция ст. 119 УК РФ и ее первой части содержит достаточно недвусмысленные формулировки, которые, как представляется, искаженно трактуются правоприменителями – органами дознания и судом именно в силу имеющегося обвинительного уклона. К тому же каждый отдельный правоприменитель, опасаясь, «как бы о нем чего не подумали» и не обвинили бы его в наличии «коррупционной составляющей», боится жалоб потерпевших о ненадлежащей защите их прав и законных интересов гораздо больше, чем более обоснованных в правовом и процессуальном смысле жалоб обвиняемых.

Об отсутствии необходимости дополнительного разъяснения диспозиции ст. 119 УК РФ свидетельствует и Определение Конституционного Суда от 23 марта 2010 г. № 368-О-О/2010 «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Калугина Василия Викторовича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 119 и частью первой статьи 286 Уголовного кодекса Российской Федерации», (его фрагмент процитирован в статье), где четко и безапелляционно названы признаки, при наличии которых можно говорить о совершении лицом преступления, предусмотренного ст. 119 УК РФ.

Как показывает практика, разъяснения Верховного Суда РФ и его правовая позиция далеко не всегда служат руководством к действию для нижестоящих судов. Подтверждает это реакция на постановления Пленума ВС РФ и обзоры судебной практики, касающиеся вопросов избрания и продления меры пресечения в виде содержания под стражей.

Говоря же о наличии либо отсутствии в деянии обвиняемого состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 119 УК РФ, необходимо в первую очередь выяснять обстоятельства совершенного деяния, а именно – имелись ли у потерпевшего основания опасаться осуществления угрозы убийством или причинением тяжкого вреда здоровью. При этом соответствующее субъективное мнение потерпевшего должно быть подтверждено фактическими обстоятельствами, свидетельствующими о реальности осуществления высказанной угрозы. Вряд ли можно вести речь о такой реальности при систематических скандалах на бытовой почве, на почве длительных неприязненных отношений, когда стороны конфликта неоднократно, с разной интенсивностью и накалом страстей выясняют отношения, разрешающиеся в итоге примирением. В подобных случаях говорить о том, что у потерпевшего имелись «основания опасаться осуществления угрозы» (как того требует законодатель), которая, как правило, была высказана «в запале», явно недостаточно. Именно об этом красноречиво свидетельствует цитируемый автором «Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 3 (2017)». Предметы же, применяемые при совершении преступления, на мой взгляд, не могут играть решающую роль для определения того, имеется ли в действиях обвиняемого признаки состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 119 УК РФ, так как смерть и тяжкий вред здоровью можно причинить и камнем, и полимерной хлебницей.