Михаил Кириенко, артнер АБ «Ковалев, Рязанцев и партнеры», канд. юрид. наук, доцент Южно-Уральского государственного университета

Последствие неопределенности закона Субъективизм при установлении оценочных признаков неизбежен

В данном отклике на статью Максима Никонова «Судейский формализм» (см.: «АГ». 2018. № 21 (278), № 22 (279)) автор, отмечая, что исток проблем установления оснований для УДО – в определении целей наказания, к которому среди прочего отнесено исправление, приходит к выводу о неизбежности формальной неопределенности содержания понятия «исправление» и о нарушении судами единообразия практики. К сожалению, Максим Никонов абсолютно прав, говоря о проблеме судейского усмотрения при рассмотрении ходатайств об условно-досрочном освобождении, приведшей к возможности формирования «стандарта негативной правоприменительной практики», качественно превратившегося в «типичные способы мотивировки постановлений об отказе в условно-досрочном освобождении». Дискреция правоприменителя – не новелла, но закономерное последствие формальной неопределенности закона, в том числе уголовного. Оценочные признаки уголовно-правовых норм – это один из традиционных приемов законодательной техники в уголовном правотворчестве. Чтобы не ходить вокруг да около, приведу несколько, на мой взгляд, емких и точных цитат, показывающих суть поднятой проблемы. Еще в начале 2000-х гг. в замечательном исследовании Е.В. Кобзевой1 подчеркивалось, что «основное логико-юридическое свойство оценочных признаков – нефиксированность их содержания, позволяющая охватить объемом оценочного понятия огромную массу признаков того или иного предмета, явления и создающая тем самым угрозу произвола со стороны правоприменительных органов, производящих его фактическую конкретизацию. Поэтому законодательное использование оценочных признаков при надлежащем соблюдении принципов формирования уголовно-правовых норм, содержащих эти признаки, допускается лишь в крайне необходимых случаях: когда без них невозможно обойтись. Что же касается оценочных признаков, все-таки нашедших отражение в уголовном законодательстве, то они должны быть по возможности максимально конкретизированы». Признанный специалист в области уголовного права, профессор В.Н. Кудрявцев2 , определяя оценочные признаки, указывал, что их содержание «в значительной мере определяется правосознанием юриста, применяющего закон, с учетом требований УК и обстоятельств конкретного дела». И тут не поспоришь! Конституционный Суд РФ в постановлении от 27 мая 2008 г. № 8-П обратился к принципу формальной определенности нормы уголовного закона, указав, что «принцип формальной определенности закона, предполагающий точность и ясность законодательных предписаний, будучи неотъемлемым элементом верховенства права, выступает как в законотворческой, так и в правоприменительной деятельности в качестве необходимой гарантии обеспечения эффективной защиты от произвольных преследования, осуждения и наказания. Уголовная ответственность может считаться законно установленной и отвечающей требованиям статьи 55 (часть 3) Конституции лишь при условии, что она адекватна общественной опасности преступления и что уголовный 1Кобзева Е.В. Теория оценочных признаков в уголовном законе. М., 2009. С. 23. 2 Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2004. С. 134. www.yourpress.ru закон ясно и четко определяет признаки этого преступления, отграничивая его от иных противоправных и тем более – от законных деяний». Сомнений нет, что такая форма реализации уголовной ответственности, как наказание и освобождение от нее, в той же степени требует формальной определенности и ясности, но мы никогда не уйдем от субъективизма при установлении содержания оценочных признаков. Часть 1 ст. 79 УК РФ содержит оценочные термины, и главным является определение «исправления осужденного» как основания освобождения от дальнейшего отбывания наказания. К сожалению, понятие «исправление» попросту не раскрыто. «Исправление» упоминается в ч. 1 ст. 9 УИК РФ, где рассматриваемое понятие определяется в другом аспекте: не как конечный и желаемый результат, а как процесс воздействия на осужденного. Определено: «исправление осужденных – это формирование у них уважительного отношения к человеку, обществу, труду, нормам, правилам и традициям человеческого общежития и стимулирование правопослушного поведения». При рассмотрении же ходатайств об УДО решение вопроса о наличии оснований для него должно происходить через оценку достижения цели наказания – исправления. Неслучайно в п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 апреля 2009 г. № 8 «О судебной практике условно-досрочного освобождения от отбывания наказания, замены неотбытой части наказания более мягким видом наказания» (далее – Постановление № 8) отмечается, что условно-досрочное освобождение от отбывания наказания может быть применено только к тем осужденным, которые, по признанию суда, для своего исправления не нуждаются в полном отбывании назначенного судом наказания и отбыли предусмотренную законом его часть с учетом времени содержания под стражей до вынесения приговора и вступления его в законную силу. Исток проблем определения оснований для УДО – в определении целей наказания, к которой среди прочего согласно ч. 1 ст. 43 УК РФ отнесено исправление. То есть определив результат, к которому стремится государство, наказывая лицо, признаваемое виновным в совершении преступления, мы даем шанс показать его достижения на более раннем этапе, чем отбытие наказания, но обязываем доказывать это исправление и после освобождения в период неотбытой части наказания. И в данном случае, поддерживая позицию Максима Никонова о чрезмерной оценочности требований ч. 1 ст. 79 УК РФ, следует признать неизбежность «нефиксированности» и формальной неопределенности содержания понятия исправления. По факту основанием для УДО является наличие установленной возможности предоставить осужденному попытки доказать свое исправление вне рамок отбывания наказания, без исправительного воздействия и средств режима отбывания наказания с учетом коррекции личности виновного, который воспринимает общесоциальные ценности и принимает их. Подтверждением данного утверждения может служить и позиция Конституционного Суда РФ, изложенная в определении от 25 января 2018 г. № 212-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Золотушникова Игоря Николаевича на нарушение его конституционных прав статьями 72 и 79 Уголовного кодекса Российской Федерации», где указано, что: «условно-досрочное освобождение осужденного является отказом государства от полной реализации назначенного судом наказания, если его дальнейшее исполнение (с учетом позитивных изменений в поведении и личности осужденного, свидетельствующих о возможности смягчения уголовно-правового принуждения) перестает отвечать целям восстановления социальной справедливости, а также исправления осужденного и предупреждения совершения им новых преступлений (Постановление от 18 марта 2014 года № 5-П, Определение от 29 марта 2016 года № 636- О); однако за лицом, условно-досрочно освобожденным, в течение всего срока оставшейся неотбытой части наказания сохраняется статус осужденного (Постановление от 8 декабря 2009 года № 19-П), и оно своим поведением должно доказать свое исправление, что и www.yourpress.ru является условием его освобождения (определения от 29 сентября 2015 года № 1962-О и № 2286-О, от 26 мая 2016 года № 1110-О, от 28 марта 2017 года № 558-О и др.); период условно-досрочного освобождения не равнозначен лишению свободы, поскольку лишение свободы в его специальном уголовно-правовом значении – как отдельный и самостоятельный вид наказания – влечет содержание в местах лишения свободы, определенных в части первой статьи 56 УК Российской Федерации (Постановление от 19 апреля 2016 года № 12-П)». Оценочность положений ст. 79 УК РФ не пугает и даже не удивляет, поражает то, что большая часть примеров, указанных Максимом Никоновым, отражены в Постановлении № 8, в решениях Конституционного Суда РФ, но это не останавливает суды первой инстанции, которые, закрыв глаза, нарушают единообразие судебной практики. www.yourpress.ru