В статье проанализированы подходы к определению признаков крупности сделки, которые закреплены в доктрине и корпоративном законодательстве, получили свое развитие в разъяснениях Пленума ВС РФ и были модифицированы Судебной коллегией по экономическим спорам ВС РФ. Для квалификации сделки как крупной необходимо одновременное наличие у сделки на момент ее совершения двух признаков – количественного и качественного. В доктрине, основываясь на вытекающем из прямого указания закона постулате о том, что общество, имущество которого отчуждается по спорной сделке, имеет один – основной – вид деятельности, была сделана попытка сформулировать квалифицирующие признаки сделок, совершенных за рамками обычной хозяйственной деятельности. Развивающиеся корпоративные правоотношения показали уязвимость данного вывода, которая потребовала реакции со стороны высшей судебной инстанции. Вынесенное в 2024 г. Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ должно скорректировать правоприменение: некогда вовсе отсутствовавший в Законе об ООО качественный критерий выходит на первый план, отводя количественному критерию второстепенную роль. Таким образом, по мнению автора, «мягкое» право вытеснило право материальное, а именно положения норм специального корпоративного законодательства.

В последние пару лет правоприменительная практика Верховного Суда РФ по корпоративным спорам показала стремительное развитие, давая новый толчок развитию корпоративного права. Стал заметным тренд отхода от формального рассмотрения дел указанной категории в сторону детального и всестороннего исследования и судебной оценки фактических обстоятельств спора. То есть высшая судебная инстанция постепенно ориентирует нижестоящие суды, во-первых, отказаться от огульного и повсеместного соблюдения требования о сохранении стабильности гражданского оборота (даже если такая псевдостабильность явным образом нарушает права участников корпорации), во-вторых, вводятся презумпции и происходит перераспределение бремени доказывания в ситуации очевидного корпоративного дисбаланса, когда одна из сторон по объективным внутрикорпоративным причинам (в том числе в силу наличия корпоративного конфликта) лишена возможности представить доказательства обоснованности своих доводов (к примеру, наличия сговора между сторонами сделки, их фактической аффилированности и т. д.). В определенной степени подобный подход напоминает развитие судебной практики по банкротным спорам за последние несколько лет, когда происходит замещение формализма детальным и скрупулезным изучением факторов, приведших к банкротству корпорации. На мой взгляд, это вполне обоснованный тренд, поскольку, как правило, корпоративные споры предваряют банкротство юридического лица, и если отнестись к разрешению корпоративного спора формально, то банкротство корпорации становится неизбежной перспективой развития корпоративного конфликта, результатом которого, как правило, является вывод активов общества. Возникает обоснованный и вполне резонный вопрос: почему же нельзя снизить риск несостоятельности корпорации (или вовсе его исключить), обратив пристальное внимание на разрешение корпоративного конфликта, исключив вероятность отчуждения его активов в результате недобросовестных действий одной из противоборствующих сторон корпоративного конфликта?! Вопрос, безусловно, риторический. И полагаю, что Верховный Суд РФ в том числе задался именно таким вопросом, постепенно совершенствуя свою позицию и подходы к разрешению корпоративных споров. Да, зачастую приведенные Судом подходы входят в противоречие с ранее выработанными позициями самой высшей инстанции, а иногда и вовсе идут вразрез с положениями специального корпоративного законодательства. Но это, уверен, закономерное движение, которое соответствует требованиям развивающихся реалий и корпоративных правоотношений.

В данной статье попытаемся разобраться с одним из частных случаев подобного развития, связанным с подходами к определению признаков крупности сделки, которые закреплены в доктрине и корпоративном законодательстве, получили свое развитие в разъяснениях Пленума Верховного Суда РФ и были модифицированы Судебной коллегией по экономическим спорам ВС РФ.

Институт крупных сделок в доктрине и корпоративном законодательстве

Постулируемая доктриной корпоративного права цель института крупных сделок как возможность защитить хозяйственное общество и его участников от продажи крупных активов общества по заниженной цене или предотвратить их приобретение по завышенной цене¹ не лишена обоснованности. Тем не менее трудно это назвать именно целью, это скорее задача, тогда как конечная цель – сохранить имущественный комплекс корпорации с тем, чтобы она имела возможность продолжать свою финансово-хозяйственную деятельность. Именно с указанной целью, на мой взгляд, специальное корпоративное законодательство в ст. 78 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее – Закон об АО) и в ст. 46 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее – Закон об ООО) устанавливает два основных признака крупной сделки: во-первых, это количественный (стоимостной) признак, во-вторых, это качественный признак.

Как указано в п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 26 июня 2018 г. № 27 «Об оспаривании крупных сделок и сделок, в совершении которых имеется заинтересованность» для квалификации сделки как крупной необходимо одновременное наличие у сделки на момент ее совершения двух признаков: 1) количественного (стоимостного) признака, когда предметом сделки является имущество, цена или балансовая стоимость которого составляет 25 и более процентов балансовой стоимости активов общества, определенной по данным его бухгалтерской (финансовой) отчетности на последнюю отчетную дату; 2) качественного: сделка выходит за пределы обычной хозяйственной деятельности.

Стоит отметить, что качественный признак крупной сделки для акционерных обществ был введен еще в далеком 2002 г. в связи с вступлением в силу Федерального закона от 7 августа 2001 г. № 120-ФЗ, который внес соответствующие изменения и дополнения в ст. 78 Закона об АО. Однако аналогичное регулирование в части качественного критерия крупных сделок обществ с ограниченной ответственностью появилось в Законе об ООО лишь в 2017 г. после вступления в силу Федерального закона от 3 июля 2016 г. № 343-ФЗ.

При этом не секрет, что на текущий момент даже возможное наличие двух указанных признаков свидетельствует лишь об оспоримости крупной сделки. Однако, как известно, существовавшая в конце 1990-х гг. правоприменительная практика исходила из ничтожности крупных сделок, совершенных с нарушением порядка их одобрения. Так, п. 14 Постановления Пленума Верховного Суда РФ, Пленума ВАС РФ от 2 апреля 1997 г. № 4/8 «О некоторых вопросах применения Федерального закона “Об акционерных обществах”»² предусматривал, что в случае совершения крупной сделки генеральным директором (директором) акционерного общества или уполномоченным им лицом при отсутствии необходимого решения Совета директоров (наблюдательного совета) или общего собрания акционеров такая сделка является недействительной. Данный тезис о ничтожности крупных сделок, совершенных с нарушением порядка их одобрения, получил развитие в п. 1 Постановления Пленума ВАС РФ от 14 мая 1998 г. № 9 «О некоторых вопросах применения статьи 174 Гражданского кодекса Российской Федерации при реализации органами юридических лиц полномочий на совершение сделок»³, где было указано на необходимость в случае, если орган юридического лица при заключении сделки действовал с превышением полномочий, установленных законом, руководствоваться положениями ст. 168 ГК РФ.

Из изложенного вытекает, что корпоративное законодательство в части регулирования критериев крупных сделок, совершаемых обществами с ограниченной ответственностью, до 2017 г. не содержало указаний на качественный критерий, устанавливая крупность сделки лишь исходя из стоимостного (суммового) критерия. При этом доктрина корпоративного права скорее отрицательно отнеслась к введению в оборот такого признака, как «выход сделки за пределы обычной хозяйственной деятельности». В частности, И. С. Шиткина вполне обоснованно указала, что отсутствие конкретных экономических характеристик (показателей), описывающих обычную деятельность юридических лиц и в целом масштабы их деятельности, влечет опасность того, что внутренняя оценка значимости той или иной сделки при ее совершении может не совпасть с последующей квалификацией суда⁴. Аналогичной позиции придерживается и А. В. Ефимов⁵, по мнению которого для суда квалификация сделки в качестве крупной в условиях отсутствия определенности правового регулирования таит в себе опасность принятия произвольного решения.

Если обратить внимание на п. 4 ст. 78 Закона об АО и п. 8 ст. 46 Закона об ООО, указанные положения закона действительно содержат довольно размытые грани квалификации сделки в качестве совершенной в рамках обычной хозяйственной деятельности (далее также – ОХД). Так, данные нормы относят к сделкам в рамках ОХД те из них, которые не приводят к (1) прекращению деятельности общества или (2) изменению ее вида либо (3) существенному изменению ее масштабов. С одной стороны, закрепление более детальных признаков довольно проблематично, поскольку потребует описания бесчисленного множества возможных вариантов таких сделок, с другой, – как обоснованно указано учеными, отсутствие четких критериев создает неограниченную дискрецию суда. Ранее, с учетом поддержания правоприменительной практикой тезиса о необходимости соблюдения стабильности гражданского оборота, подобное широкое усмотрение суда имело негативный эффект, поскольку, в условиях «каучукового» характера данных норм, позволяло отказывать в защите корпоративных прав при очевидном выводе активов из корпорации. Но с учетом наметившейся тенденции применения презумпций и повышенных стандартов доказывания добросовестности сторон сделки, полагаю, что маятник правоприменения должен качнуться в сторону сохранения за корпорацией ее активов при отсутствии необходимого одобрения со стороны общего собрания участников (акционеров) корпорации.

В связи с этим следует отметить, что в научной литературе⁶ была сделана попытка более подробно описать приведенные в п. 4 ст. 78 Закона об АО и п. 8 ст. 46 Закона об ООО квалифицирующие признаки сделок, совершенных за рамками обычной хозяйственной деятельности:

• сделка приводит к прекращению деятельности общества, когда она влечет (1) юридическую невозможность ее продолжения (утрата правоспособности общества как юридического лица; прекращение субъективного права осуществлять определенную деятельность; законодательный, административный или судебный запрет на осуществление деятельности); (2) фактическую невозможность ее продолжения (утрата имущества, использовавшегося для ведения деятельности; фактическая невозможность выполнения работ, оказания услуг при наличии преимущественно личного характера их выполнения (оказания), обстоятельства непреодолимой силы и т. д.);
• сделка приводит к изменению вида деятельности общества, когда она создает препятствия к осуществлению текущей деятельности при одновременном создании условий для осуществления других видов деятельности;
• сделка приводит к существенному изменению масштабов деятельности общества, когда она влечет (1) сокращение территории деятельности; (2) сокращение числа клиентов; (3) уменьшение величины ежегодного дохода от деятельности; (4) прекращение или уменьшение корпоративного влияния над обществами, значимыми для осуществления деятельности корпорации.

Как видно из приведенных тезисов, доктрина основывалась на вытекающем из прямого указания закона постулате о том, что общество, имущество которого отчуждается по спорной сделке, имеет один – основной – вид деятельности. И именно изменение либо прекращение данного вида деятельности в результате совершения крупной сделки может являться основанием для вывода о ее выходе за пределы обычной хозяйственной сделки. Безусловно, данный вывод проистекал из буквального прочтения норм п. 4 ст. 78 Закона об АО и п. 8 ст. 46 Закона об ООО. Однако развивающиеся корпоративные правоотношения показали уязвимость данного вывода, которая потребовала реакции со стороны высшей судебной инстанции.

Новый подход Верховного Суда РФ, выдвигающий на первый план именно качественный критерий

В Определении от 6 сентября 2024 г. № 308-ЭС24-3124 по делу № А53-16963/2022 Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда РФ высказала революционные мысли, которые существенным образом модифицируют не просто ранее высказанные Верховным Судом РФ позиции (в том числе в Постановлении Пленума ВС РФ от 26 июня 2018 г. № 27), но также идут вразрез с нормами специального корпоративного законодательства. Попытаемся вычленить наиболее интересные моменты из упомянутого Определения СКЭС ВС РФ.

1. Итак, как уже ранее указывалось, для квалификации сделки в качестве крупной необходимо одновременное наличие как качественного, так и количественного признака. Данный вывод следует из прямого указания п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 26 июня 2018 г. № 27.

Однако Коллегией в названном Определении высказана мысль, коренным образом отличающаяся от приведенной в Постановлении Пленума ВС РФ (абз.1 п. 1.2):

При оценке того, является ли сделка крупной, суд должен сделать вывод о том, привело ли или могло бы привести совершение спорной сделки к невозможности осуществления хозяйственным обществом его деятельности, в том числе одного или нескольких относительно самостоятельных видов деятельности, либо к существенному изменению видов деятельности юридического лица, то есть приоритетным является качественный критерий (здесь и далее выделено мной. – Ю. Д.).

При этом сделка может быть признана крупной, даже если формально балансовая стоимость выбывших активов не превысила 25 процентов общей балансовой стоимости активов (количественный критерий), но отчужденный актив являлся ключевым для общества – его утрата не позволяет юридическому лицу вести свою деятельность или ее отдельные виды.

Таким образом, данное Определение должно скорректировать правоприменение: некогда вовсе отсутствовавший в Законе об ООО качественный критерий выходит на первый план, отводя количественному критерию второстепенную роль. На вопрос о том, почему Судом сделан такой вывод, можно предположить, что цена отчуждаемого имущества либо показатели баланса общества зачастую могут «подгоняться» таким образом, что сделка по указанному критерию не будет подпадать под признаки крупной, коль скоро отчуждение активов, как правило, является событием, запланированным одной из сторон корпоративного конфликта, которая, предвидя риски оспаривания сделки, будет эти риски минимизировать, в том числе путем контролируемой корректировки суммовых показателей как самой сделки, так и финансовой отчетности общества.

2. Как уже ранее указывалось, из положений п. 4 ст. 78 Закона об АО и п. 8 ст. 46 Закона об ООО вытекает, что сделка относится к совершенной в рамках обычной хозяйственной деятельности тогда, когда она не приводит к прекращению деятельности общества или изменению ее вида либо существенному изменению ее масштабов. Таким образом, из буквального прочтения данных норм вытекает, что при квалификации сделки в качестве крупной должен приниматься во внимание лишь один единственный – основной – вид деятельности общества.

Тем не менее в уже цитировавшемся абз. 1 п. 1.2 Определения СКЭС ВС РФ от 6 сентября 2024 г. № 308-ЭС24-3124 высказана следующая, имеющая критическое значение, мысль: «При оценке того, является ли сделка крупной, суд должен сделать вывод о том, привело ли или могло бы привести совершение спорной сделки к невозможности осуществления хозяйственным обществом его деятельности, в том числе одного или нескольких относительно самостоятельных видов деятельности, либо к существенному изменению видов деятельности юридического лица…».

Таким образом, «мягкое» право вытеснило право материальное, а именно положения норм специального корпоративного законодательства. То есть к учету должен приниматься не только основной вид деятельности, но также и дополнительные или ему сопутствующие. Полагаю, что это вполне обоснованно, принимая во внимание возможность диверсификации корпорацией видов осуществляемой деятельности.

3. И еще один существенный момент, на который следует обратить внимание.

В п. 20 Обзора судебной практики по некоторым вопросам применения законодательства о хозяйственных обществах, утвержденном Президиумом Верховного Суда РФ 25 декабря 2019 г., была приведена, в частности, следующая немаловажная позиция: «…определяющим для квалификации сделки как крупной является не предположение о том, к каким результатам могла привести или привела сделка, а то, что сделка изначально заключалась с целью прекращения деятельности общества или изменения ее вида либо существенного изменения ее масштабов». В комментарии⁷ к указанной позиции была отмечена невозможность квалификации сделки в качестве обладающей качественной характеристикой крупности в случае, если сама сделка создавала лишь риск«квазиреорганизации».

Однако в рассматриваемом Определении от 6 сентября 2024 г. № 308-ЭС24-3124 мы вновь видим отход от формализма, поскольку Коллегия обращает особое внимание на то, что крупной может быть признана сделка, даже если сразу после ее совершения формально не произошла кристаллизация (созревание) признаков невозможности осуществления обществом его деятельности или существенного изменения видов деятельности юридического лица, но такие последствия возможны в будущем (т.е. существует риск прекращения или существенного изменения видов деятельности). В какой-то мере данная позиция продолжает логику, высказанную в Определении СКЭС Верховного Суда РФ от 8 июля 2024 г. № 308-ЭС24-2859 по делу № А63-20262/2022.

Итак, резюмируя, можно с уверенностью сделать вывод, что создаваемое Верховным Судом РФ «мягкое» право постепенно модифицирует право материальное (даже в отсутствие внесения соответствующих поправок в специальное корпоративное законодательство) и уточняет ранее высказанные самим Судом позиции в подлежащих учету разъяснениях Пленума ВС РФ и Обзора судебной практики. Это говорит о достаточно динамичном развитии корпоративных правоотношений и разрешения споров по указанной категории дел, что требует от правоприменителя оперативного реагирования. Насколько указанная реакция окажется адекватной, покажет время и восприимчивость нижестоящих судов к изменившимся подходам. В связи с этим хотелось бы отметить, что рассмотренный в настоящей статье новый подход Верховного Суда РФ, выдвигающий на первый план именно качественный критерий, таит в себе довольно существенные риски, связанные, во-первых, с нивелированием четких критериев отнесения той или иной сделки к разряду крупных (поскольку суммовой порог теперь не является ориентиром), во-вторых, с открытием дверей для широкого судейского усмотрения, что, как известно, не всегда дает возможность прогнозировать последствия совершаемых сделок и, соответственно, для злоупотребления со стороны противоборствующих сторон корпоративного конфликта. В любом случае нельзя отрицать то обстоятельство, что развитие корпоративных отношений потребует развития правоприменительных подходов, что, в свою очередь, влечет необходимость оценки существующих рисков и возможных последствий совершаемых корпорацией сделок с учетом развивающей правоприменительной практики.

---

¹ Шиткина И. С. Корпоративное право в таблицах и схемах: учебно-методическое пособие. 4-е изд., перераб. и доп. М. Юстицинформ. 2025.

² Признано утратившим силу Постановлением Пленума Верховного Суда РФ, Пленума ВАС РФ от 18, 20 ноября 2003 г. № 19/20.

³ Документ не применяется в связи с принятием Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25.

⁴ Шиткина И. С. Значение реформы института крупных сделок и сделок с заинтересованностью для теории и практики // Закон. 2019. № 12. С. 127–128.

⁵ Ефимов А. В. Влияние экономических характеристик (показателей) на правовое положение юридических лиц: монография. Москва. Проспект. 2024.

⁶ Козлова Н. В., Филиппова С. Ю. Качественный критерий квалификации крупной сделки, совершаемой хозяйственным обществом // Российский юридический журнал. 2020. № 6. С. 118–129.

⁷ Глазунов А. Ю., Горчаков Д. С., Чупрунов И. С. Комментарий к Обзору судебной практики по некоторым вопросам применения законодательства о хозяйственных обществах // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2020. № 10. С. 79–134; № 11. С. 101–171.