Роман Янковский, партнер юридической фирмы «Зарцын, Янковский и партнеры», преподаватель кафедры предпринимательского права юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова

Ключевое отличие информационных отношений от правовых Если смарт-контракт уже записан в блокчейн, его нельзя отменить или оспорить

Автор настоящего отклика на статью Валерии Аршиновой «Формирование цифрового права» (см.: «АГ». 2018. № 12 (269)), отмечая, что коллега правильно описала проблематику, связанную с разработкой законодательства о цифровых финансовых активах, солидарен с ней в том, что нельзя квалифицировать смарт-контракты как гражданско-правовые договоры, и объясняет, почему такой подход с технической точки зрения абсолютно неверен. К сожалению, многие юристы-теоретики не видят проблемы в регулировании смартконтрактов: они считают, что достаточно распространить на сделки в блокчейне общие нормы гражданского права, и вопрос будет решен. Однако это не учитывает, во-первых, экстерриториального характера блокчейна: применение общих норм в этом случае усложнит выбор применимого права. Кейсы вида «француженка и англичанин родили ребенка в США; через 15 лет они погибли в Германии. По какому праву будет подсчитываться наследство?» хорошо выглядят в учебниках по международному частному праву. Но если речь идет о криптовалютах и токенах ICO, мне сложно представить, что инвесторы из нескольких стран будут, например, подавать коллективный иск в российский арбитражный суд (или, тем более, СОЮ) по поводу неправильной конвертации токенов. Во-вторых, сами по себе криптовалюты и ICO появились как определенный «ответ» на негибкость и несовершенство законодательства о размещении ценных бумаг, законодательства о трансграничных операциях и т.д. Если информационные отношения охватывают нашу планету без каких-либо преград, почему финансовые, экономические отношения утыкаются в устаревшее регулирование? Если же мы постараемся опередить, запретить технологии в этой части, в частности, зарегулировать блокчейн и смарт-контракты, то это в лучшем случае послужит лишь временной мерой до появления новой, лучшей технологии. И, в-третьих, как правильно отмечает Валерия Аршинова, программный код является первоначальной составляющей смарт-контрактов. Это, на мой взгляд, ключевое отличие информационных отношений от правовых: право работает с абстрактным «слоем» прав и обязанностей, который существует поверх традиционного мира с его субъектами и объектами. Непередача вещи, например, при наличии права на вещь – предпосылка к иску и последующей реализации права в материальном мире, к виндикации. С информационным взаимодействием все работает не так. Если субъект потерял доступ к блокчейн-кошельку, неважно, есть ли у него право на криптовалюту, которая там находится, или нет – никто и никогда не сможет ему такой доступ вернуть. И, соответственно, если смарт-контракт уже записан в блокчейн, его нельзя отменить или оспорить. Таким образом, информационные отношения имеют действие с такими критериями, как наличие или отсутствие доступа, а не наличие или отсутствие права, и это принципиально отличает их от отношений в физическом мире. Законопроект о поправках в Гражданский кодекс, вводящий «цифровые права», на мой взгляд, может послужить неплохим «гейтом», переходником из правовых отношений в криптовалютные; однако не все юристы готовы его понять и принять. Именно поэтому, как мне кажется, законопроекты, о которых Валерия Аршинова пишет в своей статье, до сих пор не доработаны и ко второму чтению не готовы. Придется ждать новостей к осенней сессии.