Дело не в законе

Комментируя статью Марии Бараненковой и Наталии Гридиной «Спорная доля» (см.: «АГ». 2019. № 20 (301)), автор задается вопросами, которые вызвала у него тактика защиты коллег, и отмечает, что сомнения и споры, указанные ими относительно применения ст. 255 ГК РФ, не связаны с «пробельностью» закона или правоприменительной практики. По его мнению, достаточно знать подход судов к порядку ее применения и реализовывать его тактически.

Благодарю коллег за достаточно детальное описание того порядка, которого они придерживались в споре при применении ст. 255 ГК РФ.

Настоящим я бы хотел сформулировать собственные мысли и задать вопросы, возникшие у меня при изучении данной статьи.

Хочу отметить: несмотря на то, что применение ст. 255 ГК РФ вызывает массу сомнений и споров в исполнительном производстве, они не касаются вопросов толкования нормы и порядка ее применения.

Проблемы, на которые ссылаются авторы, обусловлены компетенцией, подходом и опытом конкретного судебного пристава-исполнителя, а также поведением в процедуре иных кредиторов и самого должника.

Как верно отмечают коллеги, порядок применения ст. 255 ГК РФ разъяснен в ряде судебных актов (в том числе на уровне Верховного Суда), а также описан в постановлении Пленума ВС РФ от 17 ноября 2015 г. № 50 «О применении судами законодательства при рассмотрении некоторых вопросов, возникающих в ходе исполнительного производства».

Таким образом, указанная авторами масса сомнений и споров вызвана противодействием (бездействием) либо пристава-исполнителя, либо оппонентов в процедуре и не связана с «пробельностью» закона или правоприменительной практики.

Иными словами, для применения данной нормы на практике достаточно знать подход судов к порядку ее применения, обладать пониманием всех фактических обстоятельств и технически, а также тактически реализовывать существующий подход, не допуская ошибок.

Подобное ни в коем случае не нивелирует ценность информации, представленной в комментируемой публикации.

Далее, на что бы хотелось обратить внимание, – тактика поведения.

Авторы статьи указывают на то, что первым этапом доверитель получил статус кредитора в процедуре исполнительного производства, второй этап – определение рыночной стоимости, третий – возражения приставу, четвертый – досудебный, пятый – судебная защита и понуждение к заключению договора.

На пятом этапе у коллег появились процессуальные оппоненты: кроме ожидаемого со стороны должника, в процесс включились иные кредиторы. В свете описанной ситуации у меня возникает закономерный вопрос – почему на стадии получения статуса кредитора коллеги не предприняли попыток связаться с иными кредиторами должника для сверки позиций и переговоров о возможности разрешения ситуации. Судя по тексту статьи, с получения статуса кредитора до вынесения судебного решения о понуждении заключить договор должно было пройти не менее полугода.

Я не обладаю полной информацией об обстоятельствах спора, однако допускаю, что ситуацию можно было решить, договорившись с кредиторами раньше, или хотя бы предпринять попытки продемонстрировать им собственную добросовестность.

Продолжая свою мысль о переговорах с кредиторами, считаю необходимым отметить еще один нюанс.

Из фабулы спора следовало, что доверитель был кредитором должника наряду с еще двумя организациями: лизинговой компанией и банком.

Для разрешения спора о понуждении должника к заключению договора и снятия возражений кредиторов доверитель моих коллег отозвал исполнительный лист, чтобы банк и лизинговая компания получили удовлетворение за счет денежных средств, поступивших от исполнения договора купли-продажи, заключенного в соответствии с судебным решением.

Не совсем понятна логика подобного решения. Но повторюсь, я не знаю всех фактических обстоятельств дела.

Результатом рассмотрения дела стала ситуация, при которой доверитель-кредитор отозвал исполнительный лист, отказавшись от требований к должнику, получив за плату долю в объекте недвижимости, с которым был связан его интерес.

В то же время денежные средства, полученные должником от доверителя моих коллег, были направлены на погашение требований иных кредиторов (так как исполнительный лист был отозван). Не понятно, рассматривался ли авторами статьи вариант по выкупу требований кредиторов к должнику или их части.

Теоретически, приобретя права требования к должнику у иных кредиторов, физическое лицо не только бы получило искомую долю в объекте недвижимости, но и могло получить иное удовлетворение (при наличии имущества, конечно).

Наконец, я не могу принять позицию по отказу от требований к должнику, который был гарантирован иным кредиторам. Во всяком случае, я не могу принять ее с представленной в статье мотивировкой.

Авторы не сообщают, какой доказательственной силой обладали возражения кредиторов в инициированном судебном процессе.

Если возражения кредиторов в споре о понуждении к заключению договора в порядке ст. 255 ГК РФ обладают абсолютным характером, то почему был инициирован данный процесс до разрешения разногласий с кредиторами? Очевидно, что это создавало риски, которые могли стать «непроходимыми» для истца.

Напротив, если возражения кредиторов преодолевались, то не понятно, почему было принято решение об отзыве исполнительного листа, в результате которого доверитель лишился трети уплаченной за долю в объекте недвижимости суммы.

В общем и целом статья крайне полезна с точки зрения демонстрации и объяснения порядка применения ст. 255 ГК РФ. Однако тактические решения и подход моих коллег вызывают у меня вопросы.