Гражданское законодательство не содержит определения «порок воли», равно как и не отсылает к критериям определения адееспособности. В этих условиях автор отмечает важность юридических критериев – интеллектуального и волевого, из которых для признания сделки недействительной достаточно хотя бы одного. Для выявления этих критериев значимы выводы экспертизы, которая, однако, не всегда четко отвечает на вопрос о наличии медицинских критериев, позволяющих ставить вопрос о несделкоспособности субъекта.
Дела об оспаривании сделок с пороком воли являются одними из наиболее сложны в судебной практике судов общей юрисдикции.
Это связано как с объективными сложностями в доказывании несделкоспособности стороны сделки, так и со спецификой способов доказывания, краеугольным камнем в ряду которых является заключение судебной психиатрической (психолого-психиатрической) экспертизы.
Понимание методологии проведения психолого-психиатрических экспертиз, в том числе и посмертных, на стадиях подготовки иска, а также после его принятия и подготовки дела к судебному разбирательству должно позволить оценить перспективы судебного дела и обеспечить максимально полный объем непротиворечивых данных, ложащихся в канву довода иска о неспособности субъекта сделки отдавать отчет своим действиям и руководить ими в момент ее совершения.
При этом – с учетом тех способов доказывания, которые допустимы по данной категории дел, – важнейшей задачей остается правильно определить юридические и медицинские критерии так называемой адееспособности1.
Следует отметить, что гражданское законодательство не содержит определения «порок воли», равно как и не отсылает к критериям определения адееспособности.
В подавляющем большинстве случаев вопрос о сделкоспособности разрешается только на основании выводов проведенной по делу судебной экспертизы, однако эксперты не наделены полномочиями установления наличия юридических критериев, давая оценку только критериям медицинским (психиатрическим, психологическим). В то же время отсутствие в законодательстве определения «порок воли» требует от суда, несмотря на полученное по делу экспертное заключение, описывать в своих выводах наличие либо отсутствие юридических критериев с учетом всей совокупности собранных по делу доказательств.
К юридическим критериям теория гражданского права относит:
- интеллектуальный – как способность понимать значение своих действий;
- волевой (способность руководить ими).
При этом, как следует из конструкции нормы ст. 177 ГК РФ, для удовлетворения иска о признании оспоримой сделки недействительной достаточно установления хотя бы одного из юридических критериев. И если интеллектуальный критерий чаще связан непосредственно с наличием у обследуемого субъекта сделки психического расстройства, то для волевого критерия (вопросы из сферы специальных знаний психологии) важным является установление обстоятельств специфики волевого поведения гражданина (повышенная внушаемость и подчиняемость, низкий уровень познавательной сферы, слабая стрессоустойчивость, нарушение ориентирования, пониженная продуктивность контактов и мышления, выраженное снижение памяти и интеллекта, отсутствие критики, поведение в условиях потребления медикаментозных препаратов, алкоголя или наркотических средств или сильнодействующих и психотропных веществ и пр.).
Медицинский критерий заключается в установлении в момент совершения сделки у его субъекта такого болезненного состояния, которое со всей очевидностью свидетельствовало бы об отсутствии интеллектуального или волевого компонентов для формирования осознанной воли на достижение цели сделки.
При этом не обязательным является установление медицинских критериев, присущих юридической недееспособности, влекущих за собой лишение дееспособности в контексте ст. 29 Гражданского кодекса РФ.
Юридически значимым обстоятельством является установление в момент совершения оспариваемой сделки болезненного состояния, существенно снижающего либо исключающего критику собственного волевого поведения, которое может быть следствием не только психических расстройств, но и потребления в момент сделки сильнодействующих веществ или наркотических средств, алкогольного опьянения, физиологического или патологического аффекта, реактивных состояний, вызванных общими заболеваниями (например, острые вирусные или респираторные инфекции, сопровождающиеся галлюцинациями, высокой температурой, бредом и пр.).
Тем самым медицинский критерий адееспособности может отличаться от медицинского критерия юридической недееспособности, поскольку во втором случае экспертами дается оценка возможности руководить своими действиями в будущем, тогда как при проведении исследования на предмет сделкоспособности в отношении конкретной уже состоявшейся сделки установлению подлежит лишь факт болезненного состояния в конкретный момент, причем не только наличия такого состояния, но и обстоятельств, вызвавших его, характера и течения состояния, иных объективных факторов, которые могли существенно повлиять на формирование порока воли при совершении сделки.
На это обращалось внимание в Определении СК по гражданским делам Верховного Суда РФ от 4 августа 2015 г. № 78-КГ15–19, которым были отменены судебные акты, основанные только на заключении судебной экспертизы по вопросам о наличии у лица психического заболевания или расстройства в момент совершения сделки. Отмечая неустранимые противоречия в выводах первоначальной и повторной экспертиз с другими доказательствами, Верховный Суд отметил, что неспособность гражданина понимать значение своих действий и руководить ими является юридическим критерием недействительности сделки. В отличие от признания гражданина недееспособным (ст. 29 Гражданского кодекса Российской Федерации), наличие психического расстройства (медицинский критерий) в качестве обязательного условия для признания сделки недействительной приведенной нормой закона не предусмотрено.
С ростом количества экспертных учреждений, не относящихся к системе так называемой государственной экспертизы, у участников гражданского судопроизводства возникает все больше вопросов относительно компетентности и профессионализма экспертов, допускаемых судами к производству судебных психолого-психиатрических экспертиз.
Обязанности эксперта при проведении экспертизы по гражданскому делу закреплены в ст. 85 ГПК РФ. Так, эксперт обязан принять к производству порученную ему судом экспертизу и провести полное исследование представленных материалов и документов; дать обоснованное и объективное заключение по поставленным перед ним вопросам и направить его в суд, назначивший экспертизу; явиться по вызову суда для личного участия в судебном заседании и ответить на вопросы, связанные с проведенным исследованием и данным им заключением. В случае если поставленные вопросы выходят за пределы специальных знаний эксперта либо материалы и документы непригодны или недостаточны для проведения исследований и дачи заключения, эксперт обязан направить в суд, назначивший экспертизу, мотивированное сообщение в письменной форме о невозможности дать заключение.
При этом – с учетом требований Федерального закона от 31 мая 2001 г. № 73-ФЗ «О государственной экспертной деятельности» – эксперт проводит исследования объективно, на строго научной и практической основе, в пределах соответствующей специальности, всесторонне и в полном объеме. Заключение эксперта должно основываться на положениях, дающих возможность проверить обоснованность и достоверность сделанных выводов на базе общепринятых научных и практических данных.
Положения ст. 29 и 177 ГК РФ четко определяют степень выраженности болезненного состояния и установления юридических критериев, которые позволяют делать вывод о неспособности гражданина самостоятельно реализовывать свои гражданские права, нести гражданские обязанности и ответственность, в том числе в связи с свершением сделки. В связи с этим возникают обоснованные вопросы к выводам экспертов, которые на вполне конкретный вопрос: «Отдавал ли гражданин отчет своим действиям и мог ли руководить ими в определенный момент или период» отвечают выводом вероятностного характера, сопровождающимся суждениями: «не в полной мере», «с высокой долей вероятности».
При этом судебные акты, выносимые на основании указанных судебных экспертиз, – даже при их обжаловании – остаются без изменения, то есть признаются законными.
Несмотря на то что законодательство об экспертной деятельности не исключает возможность вероятностных выводов экспертов по поставленным вопросам, применительно к предмету исследования, связанному с дееспособностью гражданина, такие выводы не должны признаваться научно обоснованными и использоваться при доказывании.
Ведь при оценке вывода с суждением «не в полной мере» как минимум возникает разумный вопрос: «А как определить степень полноты этой меры и как она влияла на когнитивные и волевые способности проверяемого лица?»
Так, решением Прикубанского районного суда г. Краснодара Краснодарского края от 24 марта 2017 г. по делу № 2–10/2017, вступившим в законную силу, удовлетворен иск о признании договора дарения недействительным на основании выводов заключения комиссии экспертов, согласно которому В.З.В. в момент заключения договора дарения не могла в полной мере понимать значение своих действий, руководить ими и отдавать отчет своим действиям.
Апелляционным определением СК по гражданским делам Краснодарского краевого суда от 22 января 2015 г. по делу № 33–1178/2015 оставлено без изменения решение суда по иску об оспаривании завещания на основании вывода комиссии экспертов о том, что заболевания Е.Л.В. согласно диагнозам, указанным в амбулаторной карте, могли повлиять на его поведение, и он не мог в полной мере отдавать отчет своим действиям в марте 2013 г., понимать их значение и последствия.
Решением Перовского районного суда г. Москвы по гражданскому делу № 2–1602/2019 удовлетворен иск о признании недействительным договора займа. Вывод суда основан на заключении комиссии экспертов, в силу которого А.А.А. не мог в полной мере руководить своими действиями и отдать им отчет в период совершения договора займа денежных средств. Указанное решение оставлено без изменения.
Между тем ни выводы приведенных заключений экспертов, ни их описательно-мотивировочная часть не содержат научно обоснованных выводов относительно так называемой неполной меры либо «высокой степени вероятности», исходя из которых суд может прийти к выводу о том, что основания для оспаривания сделки по ст. 177 ГК РФ доказаны.
В п. 7 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 г. № 23 «О судебном решении» разъяснено, что заключение эксперта, равно как и другие доказательства по делу, не являются исключительными средствами доказывания и должны оцениваться в совокупности со всеми имеющимися в деле доказательствами (ст. 67, ч. 3 ст. 86 ГПК РФ). Оценка судом заключения должна быть полно отражена в решении. При этом суду следует указывать, на чем основаны выводы эксперта, приняты ли им во внимание все материалы, представленные на экспертизу, и проведен ли соответствующий анализ.
В то же время в подавляющем большинстве случаев в обоснование мотивов принятия решения суды опираются именно на экспертное заключение по сделкоспособности, в лучшем случае сопоставляя его выводы с иными доказательствами, а нередко и просто ссылаясь на квалификацию экспертов и формальное соблюдение ими закона при проведении исследования.
Поскольку в большинстве случаев споры об оспаривании сделок касаются прав и обязанностей уже умерших лиц, полагаю, что следует более тщательно как регламентировать, так и закрепить методику проведения психиатрических или психолого-психиатрических экспертиз, так и закрепить нормативно более высокие стандарты определения наличия юридического и медицинского критериев для применения положений ст. 177 ГК РФ при признании сделки недействительной. Это связано с тем, что выявление «порока воли» после смерти лица, проявившего эту волю в отношении конкретной сделки, в любом случае направлено на переоценку уже возникших гражданских правоотношений, нарушение принципа стабильности гражданского оборота, влечет реституцию, нарушает права добросовестных приобретателей.
В последнее время можно отметить следующую тенденцию: если оспариваемая сделка совершена лицом, хотя и страдавшим психическим заболеванием в момент ее совершения, но с учетом фактически установленных обстоятельств дела имевшим основания для ее совершения (дарение имущества близкому родственнику, завещание имущества одному из детей либо лицу, который осуществлял за ним присмотр или уход), эксперты приходят к выводам о невозможности полноценно и объективно ответить на поставленные перед экспертами вопросы. При этом обоснование такой невозможности мотивируется отсутствием описания психического или психологического состояния, достоверных сведений о наличии и степени выраженности какой-либо соматической патологии, противоречивостью показаний свидетелей.
При этом вызывает удивление, когда суды при таких выводах приходят к выводу о доказанности наличия оснований к признанию сделки недействительной, основываясь на иных данных, представленных сторонами по делу.
Так, решением Орехово-Зуевского городского суда Московской области удовлетворен иск о признании договора дарения доли в имуществе недействительным по делу № 02–0760/2023.
Из заключения комиссии экспертов следует, что в связи с отсутствием сведений о степени выраженности имеющихся у А. нарушений когнитивной и эмоционально-личностной сферы на период юридически значимых событий, а также информации о наличии или отсутствии у него признаков повышенной внушаемости, пассивной подчиняемости, описания его эмоционального (психологического) состояния на исследуемый период времени определить его способность к самостоятельному волеизъявлению при подписании договора дарения не представляется возможным. В связи с отсутствием подробного описания психического состояния А. непосредственно в юридически значимый период, а также с учетом противоречивых сведений в материалах гражданского дела о его социальном функционировании и характере злоупотребления спиртными напитками (в том числе о наличии у него состояния опьянения) не представляется возможным ответить на экспертные вопросы о его способности понимать значение своих действий и руководить ими на момент подписания договора дарения. Суд посчитал, что указанное заключение не имеет для него заранее установленной силы, и обосновал принятое решение об удовлетворении иска установленными фактами об обстоятельствах совершения сделки и пояснениями представителя истца.
Известным подходом к оценке доказательств, при котором заключение эксперта не имеет для суда заранее установленной силы, крайне сложно будет обосновать вывод о доказанности порока воли – при его противоречии как экспертным выводам, так и показаниям эксперта, чей допрос в такой процессуальной ситуации выглядит явно необходимым. Исходя из этого, по моему мнению, выводы экспертов о невозможности ответить на поставленные перед экспертами вопросы могут влечь только необходимость допроса эксперта и назначения повторной или дополнительной экспертизы (при наличии оснований), но никак не их игнорирование судом при вынесении решения.
А суд, не обладающий специальными познаниями, не может при отсутствии экспертных выводов о доказанности адееспособности в момент сделки принимать на себя функции эксперта, даже располагая большим массивом данных для их оценки применительно к основаниям иска.
1 Понятие адееспособности применительно к состояниям, диагностируемым в контексте применения ст. 177 ГК РФ, было предложено О.А. Красавчиковым: Советское гражданское право: учебник для юридических институтов и факультетов / Под ред. О.А. Красавчикова. М., 1968. С. 262–264.