В статье прослежен путь фактически изначально «мертвой» нормы Закона об ООО о возложении субсидиарной ответственности на действующих недобросовестно и неразумно контролирующих лиц общества, исключенного из ЕГРЮЛ (практика до 2021 г.), до «оживления» этого механизма постепенным сближением позиций Конституционного и Верховного Судов РФ. В результате поиска баланса процессуальных прав в арсенале адвоката появился действенный инструмент, позволяющий не только защищать интересы доверителей, но и дисциплинировать контролирующих лиц, тем самым повышая стабильность гражданского оборота.
Ликвидация юридического лица в административном порядке по решению регистрирующего органа в связи с наличием недостоверных сведений призвана в первую очередь «очистить» ЕГРЮЛ, максимально исключив из него сведения о недействующих юридических лицах. Сейчас процедура исключения налажена и действует настолько оперативно, что бывают случаи, когда регистрирующие органы начинают ее в отношении вполне действующих юридических лиц. Однако в данной статье попытаемся разобраться с вопросом привлечения к субсидиарной ответственности контролирующих исключенных из ЕГРЮЛ обществ с ограниченной ответственностью лиц.
Федеральным законом от 28 декабря 2016 г. № 488-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее – Закон № 488-ФЗ) ст. 3 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее – Закон об ООО) была дополнена п. 3.1, в соответствии с которым исключение общества из единого государственного реестра юридических лиц в порядке, установленном федеральным законом о государственной регистрации юридических лиц для недействующих юридических лиц, влечет последствия, предусмотренные Гражданским кодексом РФ для отказа основного должника от исполнения обязательства. В данном случае, если неисполнение обязательств общества (в том числе вследствие причинения вреда) обусловлено тем, что лица, указанные в п. 1–3 ст. 53.1 ГК РФ, действовали недобросовестно или неразумно, по заявлению кредитора на таких лиц может быть возложена субсидиарная ответственность по обязательствам этого общества. В дальнейшем из указанной нормы Федеральным законом от 13 июня 2023 г. № 249-ФЗ исключены слова «для недействующих юридических лиц».
Однако после вступления в силу Закона № 488-ФЗ указанная норма фактически оставалась недействующей – арбитражные суды отказывали в удовлетворении подобных требований, зачастую мотивируя свой отказ недоказанностью недобросовестности или неразумности действий (бездействия) контролирующих лиц, которые могли бы привести к тому, что общество стало неспособным исполнять обязательства перед кредиторами, то есть фактически за доведение до банкротства. Сложившаяся до 2021 г. судебная практика1 требовала от истца доказать состав правонарушения, включающий не только наличие вреда, но и такие элементы деликта, как противоправность поведения причинителя вреда, причинно-следственная связь между противоправным поведением причинителя вреда и наступившим вредом (ст. 1064 ГК РФ), которые по объективным причинам являлись для истца труднодоказуемыми. По мнению судов, само по себе бездействие контролирующих лиц, приведшее к административной ликвидации юридического лица, прежде всего, связанной с наличием в ЕГРЮЛ недостоверных сведений в отношении него, а также наличие задолженности такого юрлица перед кредиторами на момент исключения не являются достаточным основанием для привлечения к субсидиарной ответственности, поскольку презюмируется: (1) имущественная обособленность общества от его контролирующих лиц; (2) самостоятельная ответственность юрлица по его долгам и (3) принцип защиты делового решения контролирующих лиц юридического лица.
Обобщая изложенное, можно констатировать, что бремя доказывания всех элементов гражданского правонарушения возлагалось именно на истцов, которые, как правило, не обладали и не могли обладать всей полнотой информации о деятельности юрлица, его контролирующих лиц, тем самым последние необоснованно освобождались от обязанности активно защищаться от требований истца. Это в конечном счете привело к тому, что ответчики по таким спорам просто не участвовали в судебном разбирательстве, поскольку сама явка в заседание могла привести к неблагоприятным последствиям в виде предложения суда представить соответствующие доказательства добросовестности и разумности действий контролирующего лица или постановки «неудобных» вопросов перед ним.
Однако подобная практика была пресечена КС РФ, который в постановлении от 21 мая 2021 г. № 20-П «По делу о проверке конституционности пункта 3.1 статьи 3 Федерального закона “Об обществах с ограниченной ответственностью” в связи с жалобой гражданки Г.В. Карпук» ориентировал арбитражные суды на перераспределение бремени доказывания в такого рода спорах. Теперь суды должны были исходить из предположения о том, что именно бездействие контролирующих лиц привело к невозможности исполнения обязательств перед кредитором исключенного общества, пока на основе фактических обстоятельств дела не доказано иное.
Таким образом, «маятник» сместился в другую сторону – процессуальная пассивность ответчика теперь играла на руку истцу. Несмотря на то что КС РФ в названном Постановлении указал, что само по себе исключение не является основанием для привлечения к субсидиарной ответственности лиц, указанных в п. 1–3 ст. 53.1 ГК РФ, была введена опровержимая презумпция вины ответчика в неисполнении обязательств перед кредиторами, которая значительным образом облегчила участь истцов, приравняв их процессуальное положение в части распределения бремени доказывания с положением конкурсных кредиторов и арбитражных управляющих в процедурах банкротства при привлечении контролирующих должника лиц к аналогичному виду ответственности.
Особого внимания заслуживает указание КС РФ в упомянутом Постановлении на возможность применения сделанных в нем выводов в делах о привлечении к субсидиарной ответственности по искам не только физических лиц, но и иных субъектов. Хотя КС РФ подчеркнул, что для применения данных выводов необходимо установить, что обязательство общества перед иным субъектом возникло не в связи с осуществлением кредитором предпринимательской деятельности, тем не менее само по себе постановление № 20-П не содержит выводов о запрете применения п. 3.1 ст. 3 Закона об ООО при рассмотрении заявлений о привлечении к субсидиарной ответственности контролирующих лиц, заявителями по которым выступают индивидуальные предприниматели или организации по обязательствам, связанным с осуществлением ими предпринимательской деятельности. Подобное истолкование было в том числе приведено в определении Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 3 ноября 2022 г. № 305-ЭС22–11632 по делу № А40–73945/2021.
Это существенно упростило жизнь для данной категории кредиторов, поскольку в своей основе именно они пользуются указанным механизмом возврата задолженности.
Тем не менее, несмотря на столь кардинальную позицию КС РФ о необходимости применения презумпции виновности, ВС РФ все же продолжил идти наперекор данным разъяснениям, ориентируя нижестоящие суды на обязательность исследования вины контролирующих лиц, а не только применения ранее озвученной презумпции. В названном определении СКЭС ВСРФ от 3 ноября 2022 г. № 305-ЭС22–11632 высшая судебная инстанция предписала привлекать к субсидиарной ответственности контролирующих лиц лишь при установлении невозможности погашения долга перед кредиторами в связи с исключением общества из ЕГРЮЛ в административном порядке, которая возникла в результате недобросовестных и (или) неразумных действий (бездействия) контролирующих лиц, а именно избрания ими таких моделей ведения хозяйственной деятельности и (или) способов распоряжения имуществом юридического лица, которые приводят к уменьшению его активов и не учитывают собственные интересы юридического лица, связанные с сохранением способности исправно исполнять обязательства.
С учетом изложенного, на мой взгляд, необходимо исследовать вопросы вывода активов, перевода («отзеркаливания») хозяйственной деятельности на другого субъекта, перечисления денежных средств общества в пользу контролирующих лиц в отсутствие оснований или при их сомнительности (т.е. установить нарушение принципа обособленности имущества юридического лица, приводящее к смешению имущества контролирующего лица и общества, когда контролирующее лицо использует денежные средства подконтрольного им юрлица для расчетов по своим обязательствам или использует их на личные нужды, не связанные с хозяйственной деятельностью общества2), наличия подобной практики контролирующих лиц по оставлению иных подконтрольных им юрлиц с задолженностью перед кредиторами (т.е. установить типичность модели недобросовестного поведения), иные факты исключения подконтрольных им юрлиц по решению регистрирующего органа и т.д. Безусловно, это создает дополнительное бремя доказывания для истца, однако анализ общедоступных (КАД Арбитр, сервисы ФНС России «Проверь контрагента» и «ГИР БФО», сайты судов общей юрисдикции, сервис ФССП России «Банк данных исполнительных производств») и квазидоступных (Контур Фокус, Спарк, Руспрофайл и т.п.) информационных ресурсов позволяет получить определенный набор косвенных доказательств для обоснования позиции истца. Остается вопросом то, будет ли указанный набор соответствовать критерию убедительной совокупности доказательств, на необходимость представления которой особо обращено внимание в определении Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 30 января 2023 г. № 307-ЭС22–18671 по делу № А56–64205/2021, поскольку в каждом конкретном случае это дискреция суда.
В указанном определении ВС РФ привел пример, который также может свидетельствовать о недобросовестности: принятие контролирующими лицами обязательств после возникновения признаков банкротства. Тем не менее в отсутствие бухгалтерской документации (первичная учетная документация, регистры бухгалтерского учета, договоры и т.д.), во-первых, сложно сказать, когда появились признаки банкротства (а зачастую дата имеет принципиальное значение), а, во-вторых, несмотря на наличие на ресурсе ГИР БФО информации об обязательствах и кредиторской задолженности, из бухгалтерской (финансовой) отчетности с низкой долей вероятности можно определить характер этих обязательств и задолженности (к примеру, не исключено, что контролирующее лицо предпринимало действия по выходу из кризиса, в том числе путем привлечения кредитных или заемных средств). Да, если брать данные из общедоступной отчетности, сделать вывод о наращивании контролирующими лицами долгов можно, то остается вопросом: будет ли указанный вывод соответствовать действительности, что опять же может поставить под сомнение выводы суда. Кроме того, нельзя исключать ситуацию, когда документация общества скрывается, утрачена, отсутствует или велась ненадлежащим образом.
Попытка ВС РФ смягчить позицию, выраженную в постановлении КС РФ от 21 мая 2021 г. № 20-П, и сделать спор о привлечении к субсидиарной ответственности более-менее состязательным, не превращая его в публичную порку зачастую процессуально пассивного ответчика, не заставила долго ждать реакции со стороны КС РФ. В постановлении от 7 февраля 2023 г. № 6-П «По делу о проверке конституционности подпункта 1 пункта 12 статьи 61.11 Федерального закона “О несостоятельности (банкротстве)” и пункта 3.1 статьи 3 Федерального закона “Об обществах с ограниченной ответственностью” в связи с жалобой гражданина И.И. Покуля» КС РФ уточнил и дополнил ранее высказанные им в Постановлении № 20-П выводы.
Основным из них стал следующий: наличие вины как одно из оснований привлечения к гражданско-правовой ответственности предполагается, однако при условии, если установлены иные основания (с учетом предусмотренных законом презумпций). То есть КС РФ принял сторону ВС РФ и подтвердил необходимость соблюдения процессуальной состязательности: сначала истец представляет косвенные доказательства в подтверждение наличия недобросовестных действий (бездействия) контролирующего лица, повлекших неоплату долга перед кредитором, а лишь потом бремя доказывания отсутствия оснований для привлечения к субсидиарной ответственности переходит на контролирующее лицо.
Примечательно, что в названном постановлении № 6-П КС РФ уделил много внимания добросовестности самих кредиторов, включив данное обстоятельство в предмет исследования и судебной оценки. Так, в частности, кредитору, во-первых, необходимо доказать отсутствие возможности самостоятельно получить информацию о деятельности исключенного общества и его контролирующих лиц (для подтверждения довода об их недобросовестности), в том числе об отсутствии аффилированности, а, во-вторых, доказать совершение им действий по возврату долга (к примеру, в исполнительном производстве). Несмотря на это, полагаю, что представленные разъяснения позволяют установить определенный баланс прав (в том числе процессуальных) и интересов сторон спорного правоотношения. При этом впоследствии ВС РФ поддержал данные КС РФ разъяснения, воспроизведя их, к примеру, в определениях Судебной коллегии по экономическим спорам от 10 апреля 2023 г. № 305-ЭС22–16424 по делу № А40–203072/2021, от 4 октября 2023 г. № 305-ЭС23–11842 по делу № А40–143778/2022.
Последний (но от этого не менее важный) вопрос, который хотелось бы рассмотреть, – это подсудность спора о привлечении контролирующих лиц к субсидиарной ответственности по п. 3.1 ст. 3 Закона об ООО. В соответствии с абз. 3 п. 4 постановления Пленума ВС РФ от 23 декабря 2021 г. № 46 «О применении Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации при рассмотрении дел в суде первой инстанции» в установленных ч. 6 ст. 27 АПК РФ и иными федеральными законами случаях рассмотрение дела относится к компетенции арбитражных судов независимо от того, являются ли участниками правоотношений, из которых возникли спор или требование, юридические лица, индивидуальные предприниматели или иные организации и граждане. В круг таких дел входят, в частности, корпоративные споры, отнесенные федеральным законом к ведению арбитражных судов (п. 2 ч. 6 ст. 27, ст. 225.1 АПК РФ), в том числе споры по требованиям, указанным в п. 3.1 ст. 3 Закона об ООО. Иначе говоря, из указанных разъяснений и корреспондирующей им нормы ч. 4.1 ст. 38 АПК РФ следует, что в отношении данных споров действует исключительная подсудность – дела такой категории должны рассматриваться арбитражным судом по месту нахождения исключенного из ЕГРЮЛ общества (благо, указанная информация общедоступна). Однако вплоть до настоящего времени суды общей юрисдикции продолжают рассматривать указанные споры (например, определения Второго кассационного суда общей юрисдикции от 19 сентября 2023 г. по делу № 88–22410/2023, от 5 декабря 2023 г. по делу № 88–31601/2023).
Примечательно, что Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ также не видит в этом какого-либо нарушения процессуальных норм (к примеру, определение Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ от 31 мая 2022 г. № 44-КГ22–2-К7). При этом по результатам исследования судебной практики можно сказать, что суды общей юрисдикции по указанному основанию привлекают контролирующих лиц к субсидиарной ответственности реже, нежели арбитражные суды.
Подытоживая, можно отметить, что «оживший» в 2021 г. механизм привлечения к субсидиарной ответственности контролирующих лиц по п. 3.1 ст. 3 Закона об ООО прошел довольно тернистый путь поиска баланса процессуальных прав и стал действенным инструментом в арсенале адвоката, позволяя не только защищать интересы доверителей, но и дисциплинировать контролирующих лиц, тем самым повышая стабильность гражданского оборота.
1 Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 30 января 2020 г. № 306-ЭС19–18285 по делу № А65–27181/2018, постановления Арбитражного суда Московского округа от 3 июля 2020 г. № Ф05–8455/2020 по делу № А40–47907/2019, от 16 декабря 2020 г. № Ф05–21026/2020 по делу № А40–300401/2018.
2 Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 15 декабря 2022 г. № 305-ЭС22–14865 по делу № А40–264080/2020.