21.05.2024 Свидетельские показания как объект экспертного исследования Адвокатская газета

Материал выпуска № 10 (411) 16-31 мая 2024 года.

В статье обсуждается вопрос о том, могут ли свидетельские показания выступать в качестве объекта экспертного исследования. Автор полагает, что использовать показания свидетелей при производстве судебных экспертиз в ряде случаев можно, а иногда даже необходимо (например, при производстве экспертиз определения причин пожара, судебно-психиатрических экспертиз), но только в совокупности с исследованием материальных объектов, а не вместо исследования материальных объектов. Достоверность такого заключения будет зависеть от достоверности показаний, а права самостоятельно оценивать эти показания как достоверные (или недостоверные) формально у эксперта нет. Поэтому при использовании экспертом в качестве исходных источников информации показаний свидетелей или иных лиц (особенно если показания разнятся) заключение эксперта будет носить условный, но не категоричный характер.

В соответствии со ст. 9 Федерального закона от 31 мая 2001 г. № 73-ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» (далее – Закон об экспертизе) судебная экспертиза – предусмотренное законодательством Российской Федерации о судопроизводстве процессуальное действие, включающее в себя проведение исследований и дачу заключения экспертом по вопросам, требующим специальных знаний в области науки, техники, искусства или ремесла.

Признаки судебной экспертизы: 1) проводится по назначению суда в рамках гражданского дела; 2) исследуются материальные объекты; 3) используются специальные (неправовые) знания; 4) исследование проводит сведущее лицо, имеющее статус судебного эксперта; 5) результаты экспертных исследований не являются очевидными; 6) выводы делаются по поставленным судом вопросам; 7) эксперт делает выводы в ходе применения специальных научных методов исследования; 8) получаемые экспертом новые неправовые знания требуют научной интерпретации; 9) выводы делаются после оценки результатов исследования и построения определенных умозаключений, которые заносятся в процессуальный документ – заключение эксперта1.

Согласно ст. 10 Закона об экспертизе объектами исследований являются вещественные доказательства, документы, предметы, животные, трупы и их части, образцы для сравнительного исследования, а также материалы дела, по которому производится судебная экспертиза. Исследования проводятся также в отношении живых лиц.

Возникает вопрос: можно ли в качестве объекта экспертного исследования использовать свидетельские показания? Речь идет не о допросе свидетеля экспертом по обстоятельствам дела – такого права у эксперта, конечно, нет. Вопрос в том, есть ли у эксперта право использовать протоколы допросов свидетелей в качестве источника исходной информации при проведении исследования.

Около десяти лет назад на страницах «Адвокатской газеты» адвокат Игорь Ефремов указал, что нет никаких препятствий для исследования экспертом протоколов допросов, очных ставок и др., содержащих показания лиц. Иной подход является «заблуждением»2.

Формально протокол допроса является документом, о котором говорится в ст. 10 Закона об экспертизе. Но все ли так однозначно?

Рассмотрим пример из практики.

Следственные органы возбуждают уголовное дело по ст. 159 УК РФ. Руководителю компании предъявляют обвинение в том, что, получив деньги по государственному контракту, компания не поставила и не смонтировала несколько единиц из перечня предусмотренного контрактом нового оборудования. Руководитель компании вину не признает, предъявляет подписанные сторонами акты сдачи-приемки поставленного оборудования и работ по его монтажу. Одни свидетели показывают, что компания ничего не поставляла (первая группа); другие говорят, что поставляла, но оборудование было не новое (вторая группа); третьи свидетельствуют о поставке нового оборудования, которое за прошедшие годы активной эксплуатации существенно износилось (третья группа). Оборудование в наличии имеется, но государственный заказчик полагает, что оно было поставлено некондиционным и не новым. Техническая документация на оборудование не сохранилась.

Следователь назначает судебно-строительную экспертизу. Было бы правильно задать эксперту вопрос о давности изготовления имеющегося в наличии оборудования, о его технологическом соответствии условиям государственного контракта. Но нет. Следователь задает вопрос: какова стоимость фактически выполненных компанией работ по монтажу оборудования? Эксперт осматривает оборудование, не находит на нем шильдиков, не обнаруживает технической документации и констатирует, что идентифицировать имеющееся оборудование не представляется возможным. На этом исследование должно было закончиться. Но снова нет. Эксперт направляет следователю запрос о представлении материалов дела, свидетельствующих о том, что оборудование не поставлялось. Следователь передает эксперту протоколы допроса первой группы свидетелей. Эксперт анализирует эти показания, дословно вносит их в текст заключения и приходит к выводу, что коль скоро оборудование не поставлялось, работы по монтажу также не осуществлялись, а значит, стоимость фактически выполненных работ по его монтажу равна нулю.

В обвинительном заключении это экспертное исследование заняло роль важнейшего доказательства, свидетельствующего о непоставке оборудования по государственному контракту.

Полагаю, вряд ли кто-то из объективных исследователей, ученых или практиков согласится с тем, что подобное экспертное исследование является нормой.

Как разъяснил Верховный Суд РФ, постановка перед экспертом правовых вопросов, связанных с оценкой деяния, разрешение которых относится к исключительной компетенции органа, осуществляющего расследование, прокурора, суда (например, что произошло – убийство или самоубийство), как не входящих в его компетенцию, не допускается.

Перед экспертом не могут быть также поставлены вопросы об оценке достоверности показаний подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего или свидетеля, полученных в ходе производства допроса, очной ставки и иных следственных действий, в том числе с применением аудио- или видеозаписи, поскольку в соответствии со ст. 88 УПК РФ такая оценка относится к исключительной компетенции лиц, осуществляющих производство по уголовному делу.

Полученное в суде, а также в ходе досудебного производства по уголовному делу заключение эксперта, содержащее выводы о юридической оценке деяния или о достоверности показаний допрошенных лиц, не может быть в этой части признано допустимым доказательством и положено в основу судебного решения по делу3.

По моему мнению, в данном случае эксперт принял на себя функцию оценки доказательств, признав факт непоставки оборудования установленным и построив на нем свое умозаключение.

Выводы эксперта основаны исключительно на оценке свидетельских показаний, что само по себе не только не входит в компетенцию эксперта, но и не предполагает проведения какого-либо исследования. Таким образом, итоговый документ эксперта не является де-юре заключением судебной экспертизы, поскольку никакого исследования материальных объектов эксперт не проводил, никаких специальных знаний не использовал.

Тот факт, что следователь напрямую (в поставленных вопросах) не просил эксперта оценивать показания свидетелей, ситуацию не меняет. Своими действиями по представлению на исследование выборочных свидетельских показаний из интересной для обвинения группы следователь добился от эксперта желаемого результата, формально не войдя в противоречие с названными разъяснениями Верховного Суда РФ, предоставив эксперту возможность их нарушить.

Если рассмотреть эту ситуацию с точки зрения принципов, то тоже возникают вопросы. Можно ли признать экспертизу, основанную только на доказательствах стороны обвинения (при наличии в деле иных доказательств), соответствующей принципам объективности, всесторонности и полноты исследований (ст. 4 Закона об экспертизе) или принципам состязательности и процессуального равноправия сторон (ст. 15 УПК РФ)?

Доктринально никакие доказательства не имеют заранее установленной силы (ст. 17 УПК РФ), но к заключению эксперта у суда и у других участников судопроизводства особое уважительное отношение. Ведь качественное экспертное исследование должно давать нам объективное знание, лишенное субъективности психического отражения. Но о какой объективности может идти речь в данном случае? И можно ли признать, что протокол допроса, под которым –помимо подписи следователя и допрошенного лица – появляется еще и подпись эксперта, процессуально преобразуется из одного вида доказательства в другое?

Несмотря на все эти обстоятельства, полагаю, что использовать показания свидетелей при производстве судебных экспертиз в ряде случаев можно, а иногда даже необходимо (например, при производстве экспертиз определения причин пожара, судебно-психиатрических экспертиз). Но только в совокупности с исследованием материальных объектов (а не вместо исследования материальных объектов). И не выборочно, а в полном объеме. Достоверность такого заключения в любом случае будет зависеть от достоверности показаний. А права самостоятельно оценивать эти показания как достоверные (или недостоверные) формально у эксперта нет.

Как справедливо указал И.А. Ефремов, «в случае если для обоснования своих выводов эксперт использует сведения, которые могут носить субъективный характер, при формулировании выводов должна быть обязательно сделана оговорка о том, что такой-то факт или обстоятельство имели или могли иметь место согласно, например, таким-то показаниям»4.

Таким образом, при использовании экспертом в качестве исходных источников информации показаний свидетелей или иных лиц (особенно если показания разнятся) заключение эксперта будет носить условный, но не категоричный характер.


1 Основы доказательственного права. В кн.: Новицкий В.А., Новицкая Л.Ю. Гражданский процесс. Учебник. СПб., 2023. С. 185.

2 Ефремов И.А. Одиннадцать заблуждений. Что нужно знать о судебной экспертизе как одном из судебных доказательств // «АГ». 2011. № 5 (094).

3 См. п. 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2010 г. № 28 (ред. от 29 июня 2021 г.) «О судебной экспертизе по уголовным делам».

4 Ефремов И.А. Указ. соч.