31 октября Конституционный Суд провозгласил Постановление № 49-П, в котором указал о недопустимости распространения установленных ГК РФ положений об исковой давности на требования уполномоченных прокуроров об обращении коррупционного имущества в доход государства.

Повод для обращения в Суд

Напомним, Краснодарский краевой суд рассматривает дело по апелляционным жалобам ряда лиц на решение Каневского районного суда, который удовлетворил требования Генпрокуратуры РФ об обращении в доход государства их имущества как полученного от коррупционных правонарушений за 2001–2004 гг. На основании этого решения в собственность РФ переходят акции и доли в уставных капиталах 22 хозяйственных обществ общей стоимостью свыше 9 млрд руб. Суд первой инстанции счел, в частности, что к актам коррупции не применяются сроки исковой давности, на истечение которых ссылались ответчики. Ответчики с этим не согласны и в своих жалобах продолжают настаивать на пропуске прокуратурой срока исковой давности. Краснодарский краевой суд приостановил производство по данному делу и обратился с запросом в Конституционный Суд РФ.

В запросе отмечалось, что в судебной практике по антикоррупционным искам прокуроров сформированы взаимоисключающие подходы: в одних случаях допускается применение исковой давности, а в других, при сходных обстоятельствах, – не допускается. Это позволяет отдельным лицам избежать обращения коррупционно нажитого имущества в доход государства, создавая им необоснованные преимущества. В связи с этим краевой суд просил проверить ст. 195, 196, п. 1 ст. 197, п. 1 и абз. 2 п. 2 ст. 200, абз. 2 ст. 208 ГК РФ на соответствие Конституции РФ.

В ходе судебного заседания, состоявшегося в Конституционном Суде 8 октября, некоторые представители органов власти и приглашенные участники выразили мнение о том, что отсутствие разумных временных ограничений для принудительной защиты прав и интересов публичного характера, в защиту которых выступает прокурор, приводило бы к ущемлению охраняемых законом прав и интересов как ответчиков, так и третьих лиц, которые не всегда могли бы заранее учесть необходимость собирания и сохранения значимых для рассмотрения дела сведений и фактов. Другие подчеркнули, что во избежание сохранения противоречивых подходов в судебной практике целесообразно дать конституционно-правовое толкование оспариваемых норм и прямо закрепить в законодательстве нераспространение общегражданской исковой давности на антикоррупционные иски прокуроров.

КС запретил применять предусмотренные ГК сроки исковой давности к таким искам

31 октября Конституционный Суд провозгласил свое решение по этому делу. Он отметил особую опасность такого социального явления, как коррупция, которая оказывает разрушительное, угнетающее воздействие на сферу реализации публичной власти, расшатывает ее легитимность, подрывает веру граждан в законность и является существенным препятствием для развития страны. В связи с этим государство, как указал Суд, обязано противодействовать коррупции, принимать достаточные и эффективные меры, в том числе направленные на предупреждение незаконного обогащения лиц, осуществляющих публичные функции, что предотвращало бы риски неправомерного влияния, сращивания власти, бизнеса и криминала. В частности, этому служит механизм обращения в доход государства имущества и денежных средств, в отношении которых не была опровергнута презумпция незаконности происхождения либо же установлена незаконность происхождения.

КС подчеркнул, что целями установления сроков давности являются обеспечение эффективности реализации публичных функций, стабильности правопорядка и рационализации деятельности правоприменителя; сохранение стабильности правовых отношений и гарантирование конституционных прав лица, совершившего деяние, влекущее правовые последствия. В то же время требование о наличии и применении давностных сроков не является в правовых позициях Конституционного Суда абсолютным. В частности, исключения из общего правила о сроке исковой давности допустимы, если они необходимы в целях защиты прав и свобод граждан, а также поддержания баланса публичных и частных интересов исходя из принципов справедливости, равенства и соразмерности (Постановление от 20 июля 2011 г. № 20-П). Эти принципы предполагают отказ в применении срока давности по требованию тех, кто, противодействуя мерам контроля, направленным на выявление противоправного поведения, использует положение о сроках давности вопреки его предназначению, в ущерб правам других лиц и правомерным публичным интересам. Таким образом, разрешение вопроса о сроке давности в конкретных правоотношениях требует учета их правовой природы и достижения баланса охраняемых Конституцией частных и публичных интересов.

В постановлении отмечается, что исковая давность позволяет одной из сторон блокировать судебное разрешение спора по существу, если другая сторона обратилась за защитой своих прав спустя значительное время после того, как узнала об их нарушении. Вместе с тем данный институт ориентирован на применение к частноправовым отношениям, основанным в числе прочего на равенстве и автономии воли их участников. В случае же обращения в доход РФ имущества, приобретенного вследствие нарушения антикоррупционных требований, нельзя говорить о защите субъективного гражданского права в том значении, в котором это понятие используется в законодательстве.

КС указал, что рассматриваемое обращение в доход государства имущества, имея своей целью реализацию публичного интереса, состоящего в противодействии коррупции, а не восстановление имущественного положения участников гражданского оборота, не является по своей природе способом защиты гражданских прав. Соответствующие нормы ГК РФ призваны обеспечить прозрачный и понятный для участников гражданско-правовых отношений порядок перехода права собственности к государству. Публично-правовой характер этих административно-деликтной и уголовно-правовой мер не вызывает сомнений, и наличие в п. 2 ст. 235 ГК указания на них как на основания прекращения права собственности не свидетельствует об их частноправовой природе.

Достаточно непродолжительные сроки исковой давности могли бы препятствовать достижению правового эффекта, необходимого с точки зрения неотвратимости неблагоприятных последствий коррупционного поведения, так как они не гарантируют учета возможности его противодействия установлению оснований для подачи антикоррупционного иска и его подаче. Поэтому Суд убежден, что недобросовестное поведение лица, совершившего деяния коррупционной направленности, должно лишать это лицо оснований рассчитывать на институт давности как средство защиты противоречащих основам правопорядка интересов.

Как считает КС, применение существующих сроков исковой давности и правил их течения к антикоррупционным искам также порождает ряд несовместимых с принципами правового государства негативных последствий. В частности, исковая давность может восприниматься гражданами как отказ государства от защиты конституционного строя и демократии по истечении некоторого времени и освобождение коррупционера от последствий с сохранением его имущественного положения. Он пояснил, что это фактически реабилитирует неправомерно нажитый капитал и приводит к поощрению коррупции, подрывает веру граждан в законность, добро и справедливость, идет вразрез с целями стабилизации гражданского оборота и защиты прав и интересов его участников.

В постановлении подчеркивается, что в таком случае коррупционное имущество не приобретает со временем легального характера, а продолжает представлять собой неконкурентное и несправедливое преимущество, направленное против добросовестных участников рынка. Отмечается, что выявленные факты коррупции потеряют практическую ценность при прекращении производства по формальному основанию истечения срока, что будет стимулировать коррупцию и развивать более изощренные и надежные способы сокрытия нелегального капитала.

С одной стороны, заметил КС, общие гражданско-правовые нормы об исковой давности не приспособлены для обращения имущества в доход государства, а их применение без учета специфики коррупционной деятельности нивелирует антикоррупционную политику государства. С другой стороны, в законодательстве нет прямого указания на неприменение к этим отношениям сроков исковой давности. Именно несовершенством правового регулирования в совокупности с пониманием неприменимости частноправового института исковой давности была обусловлена судебная практика, в которой суды отказывали в применении положений ГК об исковой давности исходя из того, что требования об обращении имущества в доход государства направлены на защиту нематериальных благ.

В то же время Конституционный Суд обратил внимание, что требования прокурора состоят, напротив, в обращении конкретного имущества в доход государства, а не защите этих благ, как они понимаются в практике и доктрине. То есть такое толкование ГК не решает рассматриваемую проблему, как не решает ее и уголовное законодательство, поскольку срок давности привлечения к уголовной ответственности не предназначен для решения вопроса об обращении имущества коррупционера в доход государства.

КС разъяснил, что обращение в доход государства имущества не должно применяться в отношении третьих лиц, не участвовавших в организации коррупционных схем, но вступавших в правоотношения с коррупционером и с подконтрольными ему или связанными с ним лицами и не знавших об источнике происхождения такого имущества. Этим обеспечиваются интересы добросовестных участников гражданского оборота, соблюдается баланс частных и публичных интересов.

Рассуждая о возможном влиянии того или иного решения по рассматриваемому вопросу на баланс конституционных ценностей, Суд пришел к выводу, что больший вред этим ценностям будет причинен при допущении применения к антикоррупционным искам исковой давности, как она в настоящее время урегулирована оспариваемыми законоположениями, без учета особенностей антикоррупционных исков. Констатация того, что в системе действующего правового регулирования исковая давность не подлежит применению к таким искам, в большей степени согласуется с указанным балансом.

Таким образом, Конституционный Суд признал взаимосвязанные ст. 195, 196, п. 1 ст. 197, п. 1 и абз. 2 п. 2 ст. 200, абз. 2 ст. 208 ГК РФ не соответствующими Конституции в той мере, в какой судебное толкование позволяет рассматривать установленные ими общие трехлетний и десятилетний сроки исковой давности и правила их течения в качестве распространяющихся на требования уполномоченных прокуроров об обращении в доход РФ имущества как приобретенного вследствие нарушения лицом, замещающим или замещавшим публично значимую должность, требований и запретов, направленных на предотвращение коррупции, в том числе имущества, в которое первоначально приобретенное вследствие указанных нарушений имущество было частично или полностью превращено или преобразовано, что не позволяет обеспечить учет особенностей деяний, в связи с которыми возникают основания для таких требований.

Суд постановил, что в действующем законодательном регулировании какой-либо срок, ограничивающий возможность подачи прокурором искового заявления с указанными выше требованиями, считается неустановленным. Согласно постановлению, при признании нынешнего положения дел – отсутствия таких сроков – адекватно отражающим в конкретно-исторических условиях общественные потребности федеральный законодатель вправе воздержаться от внесения каких-либо изменений в правовое регулирование.

В случае же установления федеральным законодателем такого срока давности ему необходимо следовать выраженным в постановлении правовым позициям, касающимся обязательности учета особенностей деяний, в связи с которыми возникают основания для таких требований. При этом Суд указал на недопустимость применения такого срока в случае противодействия ответчика либо иных лиц по инициативе ответчика выявлению прокурором обстоятельств нарушения требований и запретов, направленных на предотвращение коррупции и незаконного обогащения, либо формированию доказательственной базы для обращения в суд с исковым заявлением, либо обращению с таким заявлением.

КС особо подчеркнул, что вывод о неприменении сроков давности касается именно антикоррупционных исков прокуратуры. Он не распространяется на решение вопроса о применимости или неприменимости исковой давности к иным искам прокуроров, направленным на передачу имущества публично-правовым образованиям или признание их права на имущество, в том числе основанным на нарушении порядка приватизации.

Эксперты проанализировали постановление КС

Доцент кафедры гражданского и предпринимательского права Всероссийского государственного университета юстиции, адвокат АП г. Москвы Дмитрий Мальбин, инициативно представлявший в КС РФ заключение по рассматриваемому вопросу, в комментарии «АГ» отметил, что решение Суда оказалось интересным, но в некоторых частях неожиданным для него.

Эксперт считает вполне ожидаемым вывод КС о неприменении сроков исковой давности к требованиям прокуроров об обращении имущества в доход РФ в соответствии с антикоррупционным законодательством. Тем не менее, как подчеркнул Дмитрий Мальбин, КС пришел к выводу о том, что нормы об исковой давности являются не соответствующими Конституции РФ как допускающие в судебном толковании их применение к соответствующим искам прокуроров. «В данном случае, на мой взгляд, вряд ли можно говорить о несоответствии норм об исковой давности Конституции РФ, так как получается, что просто суды их ошибочно применяли. С другой стороны, их применение, видимо, стало вынужденной мерой ввиду отсутствия в законе специальных сроков. Возможно, из этого исходил КС при признании норм несоответствующими Основному Закону», – прокомментировал он.

При этом Дмитрий Мальбин обратил внимание на тот факт, что Суд не обязал законодателя установить специальный срок, а указал лишь, что в случае установления законодателем такого срока ему надо учесть позиции КС РФ. Таким образом, этот вопрос об установлении срока остался в пределах усмотрения законодателя.

Юрист Роман Чернецкий подчеркнул, что КС провозгласил «соломоново» постановление, обеспечивающее баланс конституционных ценностей. Он отметил, что, с одной стороны Суд указал на необходимость следования принципу неотвратимости неблагоприятных последствий для коррупционеров, с другой – обеспечил защиту права собственности добросовестных приобретателей, не участвовавших в организации коррупционных схем. Тем самым КС пресек возможные злоупотребления по искам прокуроров об истребовании имущества, которые могли быть прикрыты антикоррупционным обоснованием, но целью которых являлось бы истребование имущества не у лиц, занимавших публичные должности, а у добросовестных приобретателей.

Также эксперт считает важным: несмотря на то, что в заседании КС выступающие представители сторон вышли за рамки антикоррупционных исков, обосновывая свои позиции и спорами по делам о деприватизации, Суд прямо указал, что выводы постановления касаются именно антикоррупционных исков прокуратуры. Соответственно, рассматриваемое решение не может быть обоснованием возможности не применять сроки давности по иным категориям дел, в том числе по делам, связанным с приватизацией.

«В то же время КС подчеркнул ошибочность практики применения абз. 2 ст. 208 ГК о том, что исковая давность не распространяется на требования о защите личных неимущественных прав и других нематериальных благ по виндикационным искам, что полностью соответствует сформированной позиции ВС РФ и положительно скажется на судебной практике, в которой до недавнего времени требования прокуратуры по виндикации были прикрыты данной нормой», – добавил Роман Чернецкий.

Адвокат Тюменской межрегиональной коллегии адвокатов Тимур Горяев в целом положительно оценивает выводы КС, поскольку тот дал расширенное толкование предмета запроса заявителя, в том числе по распределению бремени доказывания в спорах по антикоррупционным искам, а также пояснил гарантии защиты интересов добросовестных участников правоотношений, которые не знали, не могли и не должны были знать об источнике коррупционного происхождения имущества.

Эксперт отметил, что касательно применения срока исковой давности к антикоррупционным искам Суд высказался однозначно, что такой срок неприменим, а какой-либо срок, ограничивающий возможность подачи прокурором антикоррупционного иска в суд, в действующем законодательстве считается неустановленным.