В статье анализируются выработанные Верховным Судом РФ подходы к решению вопроса о допустимости включения в косвенный (представительский) иск требования о виндикации имущества как механизма защиты прямого интереса участника в сохранении имущественной массы подконтрольной ему корпорации. Сделан вывод, что Верховный Суд РФ осуществляет расширение перечня корпоративных прав участников (акционеров) хозяйственных обществ планомерно, с оглядкой на то, как подобные изменения будут восприняты гражданским оборотом и правоприменительной практикой.
За последние пару лет Верховный Суд РФ высказал достаточно много позиций, касающихся корпоративных споров. С одной стороны, это, безусловно, позитивный тренд, свидетельствующий о постоянном развитии правоприменительной практики и особом внимании высшей судебной инстанции к данным правоотношениям. С другой стороны, как уже ранее мною отмечалось, зачастую новые разъяснения Верховного Суда РФ идут вразрез не только с ранее высказанными подходами, но даже с нормами специального корпоративного законодательства. Это обстоятельство, в свою очередь, не всегда способствует предсказуемости развития гражданского оборота и заставляет участников корпоративных и связанных с ними правоотношений фактически идти по «минному полю» дискреции правоприменителя, когда даже формально верное и соответствующее закону движение может повлечь за собой всплеск негативных для участников данных правоотношений последствий.
Примером подобных выводов служит недавно опубликованное Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 14 февраля 2025 г. № 303-ЭС22-15014 по делу № А24-5930/2020, в котором оказались сплетены как довольно важные выводы, расширяющие перечень корпоративных прав участников (акционеров) хозяйственных обществ, так и позиции, которые заслуживают внимания, но являются дискуссионными.
Начнем с позитивного…
Ранее в Определении СКЭС Верховного Суда РФ от 5 сентября 2023 г. № 309-ЭС23-8899 по делу № А60-23945/2021 была высказана мысль: «Гражданское законодательство не ограничивает субъекта в выборе способа защиты нарушенного права, в силу статьи 9 Гражданского кодекса РФ субъект вправе осуществить этот выбор по своему усмотрению, однако, избранный лицом способ защиты должен соответствовать содержанию нарушенного права и спорного правоотношения и непосредственно привести к восстановлению нарушенного права. В ситуации корпоративного конфликта участники могут обратиться за защитой нарушенных прав, используя средства и способы, установленные Гражданским кодексом и законодательством об акционерных обществах…».
Указанную позицию поддержал Конституционный Суд РФ в Определении от 13 февраля 2024 г. № 240-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Арабаджи Бориса Федоровича на нарушение его конституционных прав абзацем шестым пункта 1 статьи 65.2, пунктом 2 статьи 174, статьей 301 Гражданского кодекса Российской Федерации», в котором также поднимался вопрос о допустимости использования участником корпорации такого способа защиты, как виндикация. В названном Определении Конституционный Суд РФ подчеркнул, в частности, что перечень оснований, позволяющих участнику корпорации предъявлять иски от имени корпорации, является ограниченным, как и перечень видов таких исков.
Подобное ограничение не было подкреплено хоть каким-то существенным экономическим обоснованием, несмотря на то, что сам косвенный (представительский) иск являет собой механизм защиты что ни на есть прямого (и точно не косвенного) интереса участника в сохранении имущественной массы подконтрольной ему корпорации. С учетом изложенного, данное ограничение никак не способствовало полноценной защите корпоративных прав участников, а также фактически нивелировало принцип процессуальной экономии, поскольку участник был вынужден предпринимать большее количество мер по восстановлению нарушенного права.
Так, в Определении от 5 ноября 2024 г. № 127-КГ24-11-К4 Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ вполне обоснованно подчеркнула, что принцип восстановления нарушенного права заключается в использовании наиболее эффективного способа его судебной защиты. Это значит, что способ защиты должен соответствовать содержанию нарушенного права и характеру нарушения. И с этим сложно не согласиться.
Судя по всему, Верховный Суд РФ, развивая указанный тезис о необходимости применения наиболее эффективного способа защиты нарушенного права, попытался распространить его действие в том числе на корпоративные правоотношения. Так, в Определении СКЭС ВС РФ от 14 февраля 2025 г. № 303-ЭС22-15014 отмечено: «…иск об истребовании имущества из чужого незаконного владения в п. 1 ст. 65.2 Гражданского кодекса прямо не обозначен. Вместе с тем иск об истребовании имущества из чужого незаконного владения (ст. 301 ГК РФ) также может служить средством защиты имущественной целостности корпорации, обеспечивая восстановление прав и законных интересов ее участников в случаях неправомерного отчуждения имущества. Исходя из этого, участники корпорации (участники, члены, акционеры и т. п.) при наличии соответствующего интереса по общему правилу не лишены права на предъявление виндикационного иска от имени корпорации для возврата имущества, которое выбыло из владения юридического лица на основании сделки, если виндикационное требование предъявляется в дополнение к оспариванию сделки в соответствии со ст. 174 ГК или законами о корпорациях отдельных организационно-правовых форм или вместо реституционного требования в связи с тем, что после совершения оспариваемой сделки имущество было отчуждено иному приобретателю».
В юридическом сообществе данный вывод был воспринят довольно позитивно, а само Определение – квалифицировано как разрешение участникам (акционерам) истребовать активы компании1.
Однако, как видим, Верховный Суд РФ допустил истребование имущества как способ защиты нарушенного права дополнительно к оспариванию сделки. Следуя буквальному смыслу указанных разъяснений, виндикация именно как самостоятельный способ защиты в арсенале механизмов защиты корпоративных прав участников (акционеров) хозяйственных обществ до сих пор еще недоступна. Несмотря на это, Верховным Судом РФ сделан большой позитивный шаг к развитию правоприменительной практики в части расширения перечня возможных требований косвенных исков, сужение которого, в том числе путем законодательного закрепления закрытого их перечня, не учитывает текущие экономические и правовые реалии, в частности, то, что в настоящее время корпорация уже давно не «дружеский междусобойчик», а зачастую сложная корпоративная структура, объединяющая разнонаправленные интересы участников (акционеров) и менеджмента и потому требующая создания эффективной системы защиты, в том числе судебной, от эксцесса отдельных сторон корпоративных правоотношений.
Перейдем к негативному…
Довольно дискуссионной является еще одна мысль, высказанная СКЭС ВС РФ в Определении от 14 февраля 2025 г. № 303-ЭС22-15014.
Как указано в обсуждаемом Определении, по общему правилу именно на участников (акционеров) хозяйственного общества, которые доверили управление делами общества выбранному директору, а не на иных участников гражданского оборота возлагаются риски совершения таким лицом сделок, не отвечающих интересам участников общества. «В связи с этим совершение сделок хозяйственным обществом в условиях корпоративного конфликта между участниками (акционерами) не может служить основанием для вывода о том, что имущество выбыло из владения юридического лица помимо его воли, даже если совершенные сделки не отвечали интересам юридического лица и (или) были совершены без получения необходимого корпоративного одобрения» (выделено мной. – Ю. Д.). Иное, по мнению высшей судебной инстанции, приводило бы к тому, что любое нарушение внутренних отношений представительства между участниками (акционерами) хозяйственного общества и нанятым ими директором влекло бы за собой наступление неблагоприятных последствий для третьих лиц независимо от добросовестности приобретения ими имущества, что противоречит смыслу п. 1 ст. 302 Гражданского кодекса РФ.
Со ссылкой на п. 13 Обзора судебной практики Верховного Суда РФ № 1 (2023), утвержденного Президиумом Верховного Суда РФ 26 апреля 2023 г., и Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 18 декабря 2007 г. № 10665/07 Коллегия указала, что установление порока воли на выбытие имущества в условиях корпоративного конфликта возможно лишь при определении надлежаще управомоченного лица, которое согласно учредительным документам и действующему законодательству вправе от имени юридического лица совершать действия, направленные на выбытие имущества из его владения.
То есть, говоря простым языком, требование об истребовании имущества может быть удовлетворено лишь тогда, когда имущество отчуждено единоличным исполнительным органом, законность назначения которого оспаривается стороной корпоративного конфликта. Данный тезис упоминается в п. 13 Обзора судебной практики Верховного Суда РФ № 1 (2023) лишь вскользь. Напротив, основной вывод, на который обращено внимание в Обзоре: при рассмотрении виндикационного иска суду следует учитывать, что наличие корпоративного конфликта может свидетельствовать о выбытии имущества из владения собственника помимо его воли.
В связи с этим в любом случае является дискуссионным вывод Коллегии о том, что совершение сделки без необходимого в силу закона корпоративного одобрения не может свидетельствовать о выбытии имущества помимо воли юридического лица, если указанная сделка от имени корпорации совершена единоличным исполнительным органом, управомоченным от имени юридического лица совершать действия, направленные на выбытие имущества из его владения.
В соответствии с п. 1 ст. 32 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» и п. 1 ст. 47 Федерального закона от 26 декабря 1995 г. № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» высшим органом общества является общее собрание участников (акционеров). Соответственно, приведенный Коллегией вывод фактически свидетельствует о том, что волеизъявление единоличного исполнительного органа может преодолевать волю высшего органа общества, которая формируется на основании волеизъявления отдельных его участников (акционеров). Является ли сохранение стабильности гражданского оборота оправданием такого преодоления – вопрос, на мой взгляд, риторический. Полагаю, что в подобных случаях необходима комплексная оценка фактических обстоятельств, в том числе исследование того, могло ли волеизъявление отдельного участника (акционера) повлиять на решение юридически значимых вопросов, в частности, на одобрение сделки, на основании которой произошло выбытие имущества корпорации, а также на избрание единоличного исполнительного органа с учетом закрепленного в уставе корпорации кворума. Данный подход должен, по крайней мере, способствовать установлению баланса между пресловутой стабильностью гражданского оборота и корпоративными правами участников (акционеров) общества.
Закончим наболевшим…
И последний тезис, на который обратила внимание Коллегия, – эстоппель в корпоративных правоотношениях. В Определении от 14 февраля 2025 г. № 303-ЭС22-15014 указано, в частности, что гражданское законодательство последовательно исходит из принципа недопустимости противоречивого поведения (п. 4 ст. 1, ст. 10, п. 2 и 5 ст. 166, п. 5 ст. 450.1 ГК РФ). Принцип запрета противоречивого поведения защищает добросовестную сторону, у которой сформировалось обоснованное доверие, вызванное поведением другой стороны. Если лицо действовало, полагаясь на устойчивую и последовательную позицию другой стороны, его интересы подлежат защите от неожиданного отказа от ранее принятых обязательств или изменения заявленной правовой позиции.
Данный принцип неоднократно высказывался Верховным Судом РФ и, полагаю, не требует столь пристального внимания, как два предыдущих вывода. Однако стоит отметить, что в корпоративных отношениях его реализация имеет существенное значение, поскольку зачастую итог разрешения того или иного спора не зависит от правового регулирования (иногда в силу отсутствия прямых законодательных допущений или запретов в связи с диспозитивностью корпоративного регулирования), а определяется дискреционной оценкой судом добросовестности поведения участников данных правоотношений, в том числе с точки зрения соблюдения ими требований п. 4 ст. 1, ст. 10 ГК РФ. Соответственно акцентирование Судом внимания на указанном обстоятельстве должно ориентировать арбитражные суды на учет поведения сторон и детальное изучение предпосылок возникновения корпоративного спора, на что уже неоднократно указывал Верховный Суд РФ.
Подводя итог, Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2025 г. № 303-ЭС22-15014, несомненно, имеет существенное значение для правоприменительной практики, поскольку постепенно расширяет перечень корпоративных прав участников (акционеров) хозяйственных обществ. То обстоятельство, что Коллегия обусловила возможность применения виндикации именно как дополнительного способа защиты акцессорно к оспариванию сделки, свидетельствует лишь о том, что Верховный Суд РФ осуществляет такое расширение планомерно, с оглядкой на то, как подобные изменения будут восприняты гражданским оборотом и правоприменительной практикой. В любом случае выработка новых позиций (пусть даже зачастую дискуссионных) – положительный тренд, поскольку открывает возможность для развития корпоративных отношений и пересмотра их законодательного регулирования.
1 К примеру, https://pravo.ru/story/257467/