Верховный Суд опубликовал Определение от 8 июля по делу № 29-КГ25-4-К1, в котором указал на ошибки судов, отказавших в признании кредитного договора, оформленного дистанционным способом, недействительным, в то время как истец заявлял о том, что кредит оформлен мошенниками.
14 сентября 2022 г. на имя Михаила Драгунова в ПАО «Банк ВТБ» был дистанционно оформлен кредитный договор. Также от его имени были заключены договор о предоставлении и использовании банковских карт, подписанный простой электронной подписью, и договор о страховании.
В тот же день по заявлению Михаила Драгунова было возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного п. «г» ч. 3 ст. 158 «Кража» УК РФ, которое в дальнейшем переквалифицировано на п. «в» ч. 3 указанной статьи. Также Михаил Драгунов обратился в суд с иском к банку «ВТБ» и просил признать кредитный договор, заключенный от его имени, недействительным, поскольку данный договор им не подписан, волеизъявление на его заключение у него отсутствовало. Мужчина указывал на то, что кредитный договор, а также договор о предоставлении и использовании банковских карт заключены от его имени под влиянием обмана в результате мошеннических действий третьих лиц, а также что с условиями договоров он ознакомлен не был.
Решением Ленинского районного суда г. Пензы от 7 августа 2023 г. в удовлетворении исковых требований было отказано. Суд установил, что кредитный договор и договор о предоставлении и использовании банковских карт заключены с использованием системы ВТБ24-Онлайн путем фиксации успешной аутентификации, после авторизации с вводом кодов подтверждения операций, направленных на номер телефона истца, которые являются аналогом подписи клиента. Деньги были зачислены на счет истца, которыми он в последующем распорядился по собственному усмотрению, при этом со стороны банка отсутствуют какие-либо нарушения при заключении кредитного договора и договора о предоставлении и использовании банковских карт, так как операции совершены банком на основании распоряжения клиента после его надлежащей идентификации. Апелляция согласилась с этими выводами, добавив, что у банка не имелось оснований для нерассмотрения и неисполнения поступившей от истца заявки, как и оснований считать, что заявка не соответствует волеизъявлению Михаила Драгунова и противоречит его интересам. Кассация оставила решения нижестоящих судов в силе.
Михаил Драгунов подал кассационную жалобу в Верховный Суд, в которой просил об отмене состоявшихся по делу решений. Рассмотрев дело, Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ отметила, что согласно ст. 153 ГК РФ сделками признаются действия граждан и юридических лиц, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей. В ст. 432 Кодекса предусмотрено, что договор считается заключенным, если между сторонами в требуемой в надлежащих случаях форме достигнуто соглашение по всем существенным условиям договора.
Суд подчеркнул, что в ст. 10 Закона о защите прав потребителей предусмотрена обязанность исполнителя своевременно предоставлять потребителю необходимую и достоверную информацию об услугах, обеспечивающую возможность их правильного выбора. В ст. 5 Закона о потребительском кредите (в редакции, действовавшей на момент возникновения спорных правоотношений) подробно указана информация, которая должна быть доведена кредитором до сведения заемщика при заключении договора, при этом индивидуальные условия договора потребительского кредита в соответствии с п. 9 этой статьи согласовываются кредитором и заемщиком индивидуально. В п. 14 ст. 7 Закона о потребительском кредите установлено: документы, необходимые для заключения договора потребительского кредита (займа), могут быть подписаны сторонами с использованием аналога собственноручной подписи способом, подтверждающим ее принадлежность сторонам в соответствии с требованиями федеральных законов, и направлены с использованием интернета.
ВС отметил, что, как разъяснено КС РФ в Определении от 13 октября 2022 г. № 2669-О, к числу обстоятельств, при которых кредитной организации в случае дистанционного оформления кредитного договора надлежит принимать повышенные меры предосторожности, следует отнести факт подачи заявки на получение клиентом кредита и незамедлительной выдачи банку распоряжения о перечислении кредитных денежных средств в пользу третьих лиц.
Судебная коллегия обратила внимание, что при заключении договора потребительского кредита, а также при предложении дополнительных услуг, оказываемых кредитором или третьими лицами, включая страхование жизни и здоровья заемщика, в том числе с помощью электронных либо иных технических средств, кредитором до сведения заемщика должна быть своевременно доведена необходимая и достоверная информация об услугах, обеспечивающая возможность их правильного выбора, при этом индивидуальные условия договора потребительского кредита должны быть в обязательном порядке согласованы кредитором и заемщиком индивидуально. Для обеспечения документа, подписанного простой электронной подписью, юридической силой необходимо идентифицировать лицо, которое использует простую электронную подпись, понятие которой в законе определено не только через наличие присущих ей технических признаков – использование кодов, паролей или иных средств, но и через ее функциональные характеристики – необходимость подтверждения факта формирования электронной подписи определенным лицом. Легитимность электронного документа с простой электронной подписью, содержащего условия, которые названы в законе или иных правовых актах как существенные или необходимые для договоров данного вида, а также все те условия, относительно которых по заявлению одной из сторон должно быть достигнуто соглашение, подтверждается наличием указания в нем лица, от имени которого составлен и отправлен электронный документ.
В рассматриваемом случае все действия по оформлению заявки, заключению договора потребительского кредита, договора кредитной карты и переводу денежных средств со счета истца в другой банк со стороны заемщика выполнены путем набора цифрового кода-подтверждения, что суд первой инстанции счел соответствующим Правилам предоставления и использования банковских карт в банке «ВТБ». Между тем ВС отметил, что суду надлежало установить не только соответствие действий истца внутренним правилам банка, но и могут ли рассматриваться совершенные действия как проставление простой электронной подписи от имени заемщика, является ли она аналогом его собственноручной подписи в соответствии с требованиями Закона об электронной подписи, чего сделано не было.
Судебная коллегия подчеркнула, что Банком России выявлено использование кредиторами практик заключения договора потребительского кредита, при которых согласие заемщика выражается посредством совершения действий, свидетельствующих о его согласии с предлагаемыми кредитором индивидуальными условиями, либо телефонного звонка в адрес кредитора с информированием последнего о согласии на получение потребительского кредита на предложенных индивидуальных условиях. Как в первом, так и во втором случае, по мнению Банка России, устанавливающего правила проведения банковских операций, заемщиком индивидуальные условия договора потребительского кредита не подписываются ни собственноручной подписью, ни ее аналогом. Подобные практики не могут быть признаны надлежащими и соответствующими требованиям Закона о потребительском кредите, что также не принято судами во внимание при рассмотрении дела.
Кроме того, ВС добавил: судами не учтено, что при рассмотрении дела стороной истца давались объяснения относительно того, что им не совершались действия по заключению кредитного договора и договора кредитной карты с банком – они были совершены иными лицами. Названные объяснения оставлены без внимания судов, между тем, установив факт заключения банком кредитного договора и договора кредитной карты, суду при таких обстоятельствах надлежало установить и то, с кем именно данные договоры были заключены, чтобы иметь возможность сделать вывод об их действительности или недействительности.
В определении отмечено, что обстоятельствами, подлежащими установлению по делам такой категории, являются то, кем именно была принята публичная оферта банка на заключение договора, было ли волеизъявление лица, от имени которого с банком заключен договор, или данное лицо совершало лишь технические действия, позволившие третьему лицу реализовать свое волеизъявление, в пользу кого банком произведено исполнение обязательств по сделке. Эти фактические обстоятельства совершения сделки имеют существенное значение для правильного разрешения спора, их установление будет способствовать укреплению законности и правопорядка, предупреждению правонарушений, формированию уважительного отношения к закону и суду, что является задачами гражданского судопроизводства.
ВС также установил, что суд первой инстанции не проверил, может ли считаться заключенным в соответствии положениями ГК договор, при совершении которого волеизъявление сторон осуществляется третьему лицу, которое в отношениях с банком выступает от имени заемщика, а в отношениях с заемщиком – от имени банка, не имея при этом соответствующих полномочий.
Таким образом, Верховный Суд пришел к выводу, что в данном случае судом первой инстанции не были соблюдены требования о законности и обоснованности судебного акта, а потому допущенные нарушения, не исправленные судами апелляционной и кассационной инстанций, являются существенными и непреодолимыми. ВС отменил обжалуемые судебные акты, направив дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции.
Представитель Михаила Драгунова, адвокат Филиала межреспубликанской КА (г. Москва) «Адвокатская консультация № 11» Павел Плешаков в комментарии «АГ» пояснил, что, отменяя судебные акты нижестоящих судов, ВС фактически акцентировал внимание на двух аспектах: при рассмотрении споров, связанных с оспариванием кредитных договоров по мотиву совершения неизвестными лицами в отношении заемщика мошеннических действий, необходимо устанавливать факт надлежащей идентификации клиента в системе ДБО кредитной организации, если заемщиком приводятся доводы о получении неустановленными лицами доступа к его личному кабинету на сайте кредитной организации в день заключения кредитного договора; при оценке кредитного договора на предмет его действительности судам следует проверять такой договор на предмет его заключения независимо от того, ссылалась ли сторона, оспаривающая договор, на соответствующие нормы.
«По нашему мнению, учитывая указанное, определение Судебной коллегии по рассматриваемому делу способно повлиять на судебную практику по данной категории споров, поскольку ранее при рассмотрении аналогичных дел суды зачастую не выходили за пределы вопросов действительности или недействительности сделки. Изложенную в данном определении ВС правовую позицию стоит, безусловно, оценивать в позитивном ключе, поскольку высшая инстанция в очередной раз фактически указала на недопустимость формального подхода к исследованию фактических обстоятельств дела и оценке доказательств применительно к одной из основных задач гражданского судопроизводства – защите нарушенных прав», – поделился мнением Павел Плешаков.
Юрист по банкротству компании «Финансово-правовой альянс» Евгения Боднар отметила, что рассматриваемая в определении ситуация очень злободневна. «Истец пострадал от мошенников и обратился в полицию, а затем и с иском к банку о признании соответствующего договора недействительным. Следует отметить, что в последнее время активно нарабатывается практика успешного оспаривания подобных договоров. Однако не все нижестоящие суды следуют этому подходу. Удивляет, что в такой ситуации даже кассационный суд не исправил предыдущие инстанции», – прокомментировала она.
Как подчеркнула эксперт, ВС обратил внимание на недоисследование значимых обстоятельств дела. Так, она пояснила, что не была дана оценка способу, которым был получен кредит: судя по всему, его выдача подтверждалась набором цифровых кодов, что не соответствует правилам, установленным законодательством. Эксперт указала, что такой метод подтверждения волеизъявления не равен собственноручной подписи клиента или ее аналогу, о чем предупреждал кредитные учреждения ЦБ РФ. Кроме того, заметила Евгения Боднар, нижестоящие суды проигнорировали и возражения истца про то, что он для себя кредит не брал, и наличие факта возбуждения уголовного дела, где он был признан потерпевшим.
Евгения Боднар добавила: еще в 2019 г. ВС разъяснял, что кредитный договор, заключенный в результате мошеннических действий, является недействительной (ничтожной) сделкой (п. 6 Обзора судебной практики ВС РФ № 1 (2019), утвержденного Президиумом ВС РФ 24 апреля 2019 г.). «Многие кассационные суды уже восприняли такой подход: например, Восьмой КСОЮ отметил, что банки должны фиксировать, что действия от имени клиента совершаются не с его обычных устройств, а после получения кредита деньги моментально перечисляются какому-то иному лицу (Определение от 9 апреля 2024 г. № 88-6998/2024). Третий КСОЮ также счел действия банка, перечислившего выданный кредит постороннему лицу буквально через несколько минут после выдачи, недобросовестными (Определение от 22 мая 2024 г. № 88-10350/2024). Поэтому рассматриваемое свежее определение ВС – это попытка наладить единообразие в подходе», – считает она.
Юрист Мария Ионина также считает, что ВС рассмотрено дело по остро-злободневному вопросу последствий оформления на граждан кредитов и займов посредством мошенничества. «По смыслу Закона о защите прав потребителей, приступая к использованию приложения, клиент вправе рассчитывать, что предложенный вариант взаимодействия не только удобен, но и безопасен. В настоящее время развитие системы электронного оказания услуг идет за счет переложения рисков на граждан. Полагаю, стоит проверить статистику получения кредитных средств неуполномоченным лицом до появления на рынке банковских услуг подобных приложений и после», – отметила она.
Мария Ионина обратила внимание, что банки активно стимулируют граждан к пользованию электронными сервисами и приложениями, предлагая получать дистанционно широкий перечень услуг. При этом для установления фактов банк использует эффект «эха», когда он генерирует и направляет код, а пользователь вводит этот код. Код, сгенерированный банком и отраженный потребителем, может являться как идентификатором личности гражданина, так и аналогом личной подписи и проявлением воли, например согласием на получение кредита, пояснила юрист. «К сожалению, из определения ВС невозможно вынести однозначное суждение о правовой природе кодов и пределах их действия. Интересно, что код генерируется банком и практически всегда направляется на то же устройство, с которого клиент или злоумышленник обращается в банк. При таких обстоятельствах нет никаких шансов, что злоумышленник столкнется с препятствием для осуществления мошеннической деятельности. Решение этих задач слишком сложно и зачастую не всегда по силам судам общей юрисдикции», – полагает эксперт.
Она подчеркнула, что Верховный Суд напомнил судам о необходимости проверки сделки на предмет соответствия требованиям ГК, при которых сделка может считаться совершенной уполномоченным лицом. По мнению Марии Иониной, судам, сторонам процесса и юридическому сообществу в целом требуются более развернутые разъяснения ВС, которые постепенно приведут к формированию общей позиции по заданному вопросу.